Повесть о Капитане

первые годы после войны. На их долю выпало трудное время. Они сполна прочувствовали голод и холод, с малых лет познали труд, и тем не менее у нас было счастливое и радостное детство. Мы радовались всему: самой жизни, окружающей нас природе, новой рубахе или ботинкам, интересной книге, новой кинокартине. Мы были причастны ко всем делам и занятиям взрослых.

Росли мы на улице, которая сплачивала нас, рождала настоящую дружбу, может от того, что тогда было принято дружить и подражать старшим ребятам которые учились в старших классах, техникумах и институтах. Они были примером для нас, рассказывали о своей будущей профессии, помогали разобраться во многих вопросах. В свою очередь младшие ребята тянулись к нам. А наша мечта стать летчиком у большинства мальчишек зародилась еще в 12-14 лет. Книги и кино учили нас как добиваться своей цели, что нужно бороться и искать, найти и не сдаваться.

Это было время всеобщего энтузиазма. Осваивались целинные земли, строились гидроэлектростанции, города и села, прокладывались каналы. Это было время юношеских дерзаний, время о котором туркменский поэт Назым Хикмет сказал так:

«Молодость – это мечта, это вера.

Это тяготение к подвигу.

Это лирика и романтика.

Это большие планы на будущее».

Каждому мечтавшему стать лётчиком был свой пример для подражания. Для одних лётчики- герои войны в Испании, войны 1941-1945гг, лётчики-испытатели В. Чкалов, М. Громов и вообще лётчики. Другие подрожали литературным героям. Для меня примером был герой книги В. Каверина « Два капитана «Саня Григорьев. Во многом моя жизненная дорога как бы повторяла его путь. На котором были неожиданные встречи и открытия. Биография моих ровесников-летчиков, которые стали жертвами сокращения армии в 1960 году аналогична моей. Мы добивались и стали снова на крыло. Трудились во всех уголках нашей Родины. Осваивали реактивные самолёты и прокладывали трассы в дальние страны. Это поколение пилотов приумножало честь и славу нашей авиации и наших самолётов. Среди них мои друзья-товарищи по училищу А. Артамонов, А. Варфаломеев, Н. Петухов, В. Ященко и другие.

Это авиация воспитала в нас чувство братства и товарищества. Тысячи пилотов с одной судьбой и все они остались верны авиации. Для всех нас небо - это любовь и отрада, надежда и награда.

ГЛАВА ПЕРВАЯ. ДЕТСКИЕ ГОДЫ.

Родной край. Первые годы

после войны.

Здесь начинаются предгорья южного Урала, возвышенности, с крутыми и пологими склонами, чередующиеся с небольшими равнинами. За ними снова следуют возвышенности, постепенно преходящие в каменные горы. И чем восточнее, тем всё выше и выше, образуя горную ряду Урала, под названием хребет Уралтау.

С гор и подножья крутых склонов берёт начало множество безымянных ручьёв и речек с причудливыми названиями. Вода которых под действием неведомых сил земли течёт между крутыми холмами и по низинам. По мере своего продвижения ручьи соединяются и образуют реки они набирают силу, раздвигают берега и наконец сливаются в две крупные реки Белую и Уфа.

Холмы и низины перерезаны частыми оврагами, все они покрыты смешанными лесами. Вековые дубравы и уникальные медоносные липовые рощи чередуются с множеством деревьев других пород. Недра земли богаты различными ископаемыми, главное из них - нефть. Богатейшие чернозёмы дают прекрасные урожаи сельскохозяйственных культур.

Среди лесов разбросаны сказочные луга, здесь их называют полянами которые представляют богатейший травяной ковёр. На этом ковре изобилие цветов, они имеют различную окраску с множеством оттенков. Но если окраску цветов ещё можно как-то приблизительно передать, то их форму описать невозможно, настолько они необычны и затейливы. Цветы испускают тончайшие запахи каждый из которых неповторим и прекрасен.

Над этим зелёным ковром снуют немыслимое количество насекомых. Гудят шмели, жужжат пчёлы, шелестят стрекозы, многочисленные бабочки различных размеров цветов и оттенков. В густой траве копошится масса различных жучков, кузнечиков и муравьёв. Все они дополняют друг друга, являются необходимыми природе и не представляют опасности человеку.

Где луга побольше и рельеф позволяет работать комбайну и другой технике там колосятся зерновые культуры . От моего посёлка до соседней деревни Дубовск через засеянное поле всегда протаптывается тропа. Бывало идёшь по ней а колосья ржи нежно касаются рук, лица, под ногами брызги синего цвета это васильки вдоль тропы. Набежавшая туча закрывает солнце, воздух приходит в движение, уже проносится свежий ветер, покатились хлебные волны одна за другой. Туча прошла, поле озарилось лучами солнца и снова тишина, только слышно стрекотание кузнечиков.

Впереди слева и справа на хлебном поле одинокие деревья берёзы и сосны, наяву картина И. Шишкина «Рожь». Далее за ржаным полем начинается липовый лес, где находится колхозная пасека, на которой сторожем служил старый латыш Цирюль. Вот туда я и шагал по поручению мамы а заодно и навестить своего дружка Яна. Он летом жил на пасеке у деда и я с ребятами изредка навещали его, а заодно мы там лакомились мёдом.

Слышав мои шаги навстречу с лаем, гремя кольцом по проводу и ,,цепью, выбежала лохматая, злая, чёрная дворняга по кличке Цыган. Он смотрел на меня, наверно опознавал, а может своим , собачим умом понимал, что от меня никакого зла не будет. Перестал лаять и завилял хвостом. Я вошёл на его территорию, Цыган бежал рядом виляя хвостом и заглядывал мне в лицо, как бы прося прощения, что зря облаял. На собачий шум выбежал Янка, так ласково звали его друзья. Он встретил меня, мы сидели на крыльце и вели свой разговор. А где дедушка? Онкул «дедушка по латышски» в омшанике помогает пчеловоду качать мёд. Бабушка кормит кроликов, да вот и она идёт. Я пошёл на встречу Марте Ивановне, поздоровался, объяснил ей, что принёс деньги от мамы с благодарностью, что выручили нас. Ох эта Анна Ефимовна могла бы не спешить, отдать осенью как договаривались. Скажи маме спасибо, а когда будешь уходить, зайди я передам вам мёду. Марта Ивановна пошла в дом на ходу давая команду: Ян беги собери огурцов, я принесу вам мёду и свежего хлеба. А потом мы с Яном сидели под огромным дубом на стёсанном бревне вместо стульев. Перед нами был стол из двух широких досок закреплённых на пнях. На этом столе была большая тарелка ароматного липового мёда, огурцы и каравай свежего ещё не остывшего хлеба. От него исходил такой аромат, что кружилась голова и приходилось сглатывать слюнки.

Наконец Янка разрезал вдоль огурцы, нарезал куски тёплого хлеба. Мы окунали огурцы в мёд и с хрустом поглощали их, закусывая вкуснейшим хлебом. Этот вкус мёда с огурцом запомнился мне на всю жизнь и оказался непревзойденным. Нигде больше ни такого мёда и хлеба, да и огурцов свежих, хрустящих с особым запахом я не пробовал.

Вот такая смесь божественной музыки, рождённой самой природой, цвета, ароматов и вкуса создавала атмосферу красоты добра и счастья.

В таком краю, в небольшом рабочем посёлке Кудеевка я рос и учился. Это там где находится одноимённый полустанок на главной сибирской железной дороге, на участке Уфа-Челябинск в 60и км. от города Уфы. Отсюда хорошо просматривается синева Уральских гор.

Война от этих мест была далеко, но её дыхание ощущалось везде. В Башкирию были эвакуированы заводы с Ленинграда, Москвы, Ярославля и других городов западной части страны с рабочими и служащими. В кратчайшие сроки был налажен выпуск авиамоторов снарядов и разнообразной военной техники. Города и сёла республики приняли тысячи и тысячи беженцев и создали им необходимые условия для жизни и работы. Наши отцы и деды воевали, а матери с утра до ночи трудились на заводах и полях.

Запомнился день победы, когда все вокруг ликовали, повторяя со слезами на глазах, окончилась война, окончилась война. Повсюду были радостные лица, но многие плакали. Радость и горе были рядом.

Находки на железной дороге.

Начальные классы. Увлечения.

Прошло два года после войны, но её следы ещё были повсюду. С запада на восток непрерывно тянулись эшелоны с разбитой военной техникой, это были разбитые танки, пушки негодное оружие их везли на переплавку на заводы Урала и Сибири. С востока шли поезда с углём, лесом, металлом.

Железная дорога проходила рядом с нашим посёлком, и это было излюбленным местом для ребят. Вдоль полотна железной дороги было много различной техники ,станков, всё это было выгружено с вагонов во время войны. Многое было использовано местным заводом и колхозами, часть оставлялось невостребованной. Вот мы и крутили там различные колёсики и винты. Как нам было известно от взрослых, это оборудование было вывезено с заводов западной части страны перед наступлением немцев, чтобы они не могли использовать его для своих целей.

Дорога проходит по холмистой местности, и паровозы на подъёмах двигались очень медленно, порой не могли преодолеть подъём. Тогда с соседней станции приходил паровоз и помогал, толкая сзади. Постарше ребята часто катались на подножках вагонов. Вагоны были старые повреждённые от бомбёжек и из них не редко на полотно сыпались разные предметы, нередко гильзы от снарядов а порой и неразорвавшиеся снаряды. Мы их подбирали, уходили в лес и подрывали на кострах. Руководили этим делом ребята, которым было по 12-14 лет, для нас дошкольников, они были большими, казались уже взрослыми. Нам приказывали сидеть в укрытии и не высовываться, некоторые из них пострадали от осколков и стали калеками.

Однажды я со своим другом Петькой Пукито нашли на шпалах винтовку без приклада. Решили спрятать у него в сарае, чтобы затем показать ребятам постарше. Дёргали, крутили затвор, и он решил имитировать выстрел, направил ствол на стенку сарая и нажал курок. Прозвучал выстрел, визг поросёнка и стало тихо. Из дома, который находился в 20 метрах от железной дороги, выбежали жители, все как его отец были железнодорожниками. Винтовку у нас отобрали, Петин отец отстегал нас ремнём, а затем со слезами на глазах стал обнимать и говорить что-то хорошее, радуясь, что мы не покалечили друг друга. А поросенка убили.

Постепенно жизнь налаживалась , отменили карточную систему, жить становилось легче, жить становилось веселее. На многих взрослых появилась гражданская одежда. Нам ребятам то же уже покупали иногда что-то новое, ботинки, рубашки и это было большой радостью для нас.

В1947 году я пошёл в школу в первый класс. Школа-семилетка находилась рядом с заводам. Это было деревянное, двухэтажное здание в котором было всего четыре классные комнаты. Я, как и все мои сверстники, пришёл самостоятельно без сопровождения родителей .Нам было в основном по 8лет а некоторым и более. Нашёл свободное место у окна и обосновался в этой школе до 1955 года. В 1955 году была построена новая, уже средняя школа, которая служит, и по сей день.

Новые учебники, пахнущие типографской краской, тетради в косую линейку и в клеточку, деревянная ручка, покрытая ярким жёлтым лаком, с железным наконечником для пера приводила меня в восторг, вызывала чувство значительности и самоуважения. Особенно понравились парты с откидывающими крышками и специальным местом для чернильницы. Они были только что покрашены, и запах краски ещё не выветрился. Большая чёрная доска с куском белоснежного мела, цветы на окнах и портреты на стенах всё это создавало особый сказочный мир с многими тайнами которые мы должны постигнуть. Учитель был недосягаемым божеством. Единственным чёрным пятном была круглая, обтянутая чёрным железным листом печка. Школа отапливалась дровами, и в ней всегда было уютно и тепло.

Младшие классы учились в первую смену и перед занятиями все ученики делали зарядку, выполняли несложные упражнения. Затем приступали к занятиям. Несмотря на плохую одежду, слабое питание мы не болели и не пропускали из-за этого уроки. Дошкольной подготовки у нас не было, но учёба давалась легко . Может от того ,что нам было по восемь лет и более и нам было очень интересно учиться и узнавать новое и новое. Второгодников в моём классе не было, хотя требования в то время были жёсткими. И ещё были талантливые и преданные своему делу учителя, учитель начальных классов Дмитрий Степанович Зинов оставался учителем на протяжении всей учёбы в школе, да и на всю жизнь.

Особенно мне нравилось чистописание. Нас заставляли писать особыми перьями № 86, которые позволяли разной степенью нажатия, регулировать толщину линий. Каждая буква тщательно выписывалась в косой клеточке, и все её элементы были разной толщины. Правильно написанная буква была уже произведением графического искусства. Выводить красивые буквы для меня было особым удовольствием .

Эти уроки чистописания у меня ассоциировались всю жизнь в лётном деле. Будь то маленький самолёт или огромный пассажирский лайнер я всегда старался пилотировать так, словно вывожу буквы по чистописанию, доставляя удовольствие себе, экипажу и пассажирам достигая плавности и красоты эволюций самолёта на взлёте, посадке и в воздухе.

К сожалению, сейчас об этом давно забыли и первоклашки пишут шариковыми ручками все буквы с одинаковым нажимом. И наверно зря такие уроки чистописания воспитывали определённую аккуратность и уважение не только к русским буквам, но и ко многим сферам трудовой деятельности.

На переменах мы играли в «фантики» и «перышки» . Нередко в классе и коридоре устраивали дружеские потасовки за что нас ставили к доске для усмирения и вызывали родителей. Родители наказывали нас , но мы не обижались и снова продолжали свои игры.

Среди мальчиков моего возраста было распространено коллекционирование наклеек на спичках и марок. Марки снимали со старых конвертов, выпрашивали у соседей и знакомых, для покупки новых у нас не было денег. Всем этим богатством мы хвастались друг перед другом и обменивались между собой.

По дороге домой из школы мы пересекали несколько оврагов. В слякоть это были труднопроходимые преграды, зато зимой они превращались в прекрасные горки с которых мы катались на сумках, портфелях и просто на животе или спине, рвали окончательно уже порванную одежду.

Улицы посёлка располагались вдоль множества оврагов, деревьев не было, их во время войны сожгли. Это потом в средине 50 годов керамический завод расширялся, открывались новые карьеры, верхний слой земли с них использовался для сооружения плотин, засыпки оврагов. Было высажено много деревьев, и посёлок стал среди рукотворных озёр и зелени. Забегая вперёд лет на 25, скажу: когда я работал в городе Риге и летал на самолёте Ил-18, возвращаясь рейсом с Дальнего востока или сибирских городов, порой приходилось производить посадку на аэродроме города Уфы. Снижались мы со стороны Челябинска после пролёта города Аша и пролетали мой посёлок на высоте 3-4 км, нам открывалась красивая панорама посёлка между заводом и железной дорогой среди рукотворных водоёмов и зелени а вокруг леса и луга. Я хвастался перед экипажем, какие красивые места моего родного края.

Библиотека. Заводской клуб.

Пионерский лагерь.

Однако время шло, мы переходили из класса в класс, учились уже в пятом классе. Фантики и коробочки стали отходить на второй план, нас увлекли книги. Я стал читать книги про лётчиков, моряков о войне, и всё что попадало в руки, Своих книг тогда не было. В небольшой школьной библиотеке всё было прочитано.

Я как многие мои сверстники мечтал записаться в заводскую библиотеку. Там было множество книг, их привезли с собой эвакуированные и сосланные в годы культа личности Сталина из Москвы, Ленинграда и других городов. Они передали эти книги безвозмездно в библиотеку. Среди этих людей были инженеры, художники, музыканты, преподаватели. Эти люди внесли большой вклад в развитие завода и посёлка в после военный период.

Записаться в библиотеку было возможно, если придешь с отцом или с матерью, под их поручительство. Я пришёл с отцом, меня записали и библиотекарь прочитал целую лекцию о книгах, многое о чём он говорил я не слушал да и не понял. Но одно хорошо запомнил, что после прочтения я должен знать автора книги изложить кратко её содержание. Вот эти условия отпугивали некоторых моих сверстников. Сначала было трудно, но Моисей Давидович Торчинский так звали нашего библиотекаря помогал и учил как излагать содержание, найти главное. Это был второй учитель литературы для нас. Позже я узнал, что Моисей Давидович , доктор филологических наук, был политическим ссыльным.

Вся жизнь посёлка была связана с керамическим заводом производившем огнеупорную и кислотоупорную продукцию: кирпич, трубы, плитку, кольца для химзаводов страны и за границу. Во время войны делал что-то для морских торпед. Мы классом часто бывали в цехах завода. На заводе была своя электростанция. Огромный паровой котёл, похожий на паровоз, вырабатывал пар, который крутил большое колесо от него через ременную передачу вращался шкив генератора, который вырабатывал электричество для завода и посёлка. Нас поражали высоченные заводские трубы, они и сейчас впечатляют. Огромные печи съедали тысячи кубометров дров. Из леса их возили газогенераторные автомобили. Топливом для них служили деревянные чурки. Они тлели в двух бочках, выделяемый газ и служил топливом для мотора.

На заводе мы познакомились с гончарным ремеслом. С восхищением смотрели и видели, как из куска глины мастер творит чудеса, делая вазу графин и другие изделия. В цехах завода трудились наши родители и знакомые, и мы их видели в процессе труда. Несмотря на трудное время люди, были очень дружные и добрые, помогали друг другу. Как и сейчас население было многонациональное: русские, башкиры, немцы , латыши и другие национальности жили т трудились бок о бок и никто не замечал этого и не обособлялись по национальному признаку. Праздник в одном доме становился праздником всей улицы.

Местом отдыха для родителей и нас был заводской клуб. Фильмы были не часто, но когда привозили новый фильм, клуб заполнялся до отказа. На фильмы «Как закалялась сталь» «Повесть о настоящем человеке», «Молодая гвардия» мы ходили всей школой. Мы всегда переживали за героев кино. Их дела и подвиги служили примером для нас. Смотрели мы и иностранные фильмы, порой даже сбегали с уроков для их просмотра. Особенно понравились нам фильмы»Великолепная семёрка» « Три мушкетера», «Тарзан». После просмотра последнего мы носились, оглашая гортанным криком улицы, лазили по деревьям., прыгали в воду с верёвки, привязанной к дереву на берегу пруда. Не редко в зрительный зал проникали через окно , выставляли стекло, денег не было а как хотелось посмотреть фильм.

В клубе часто проходили концерты художественной самодеятельности, в которой школьники принимали активное участие. Был на заводе и свой духовой оркестр, музыканты были жители посёлка и старшеклассники. Нужно сказать, что во всех мероприятиях взрослые старались привлечь нас, школьников.

Стены клуба украшали многочисленные картины, через несколько лет я увижу подлинники этих картин в Третьяковской галерее и других музеях страны и мира. Буду смотреть на них как на знакомые с детства картины, таких художников как Репин, Шишкин, Васильев, Айвазовский и других и был благодарен неизвестным заводским художникам, которые познакомили меня с этими шедеврами. Наверно кто-то думал о воспитательной роли этих картин украшавших стены клуба.

Слушая музыку в театрах, концертных залах я был рад, что многие мелодии знакомы с детства, я их слышал в исполнении нашего заводского оркестра.

Основной вид спорта зимой были лыжи. На районных соревнованиях наша школа нередко занимала призовые места. Но особенно мы любили кататься с гор. Было страшно, но какая-то сила толкала вперёд, и мы неслись по склону вниз, дух захватывало. Иногда удавалось устоять на ногах, чаще падали ,лыжи с валенками улетали, мы за ними кувыркались. Никто, никогда не ломал ни рук ни ног. Лыжи тоже не ломались, они были самодельные, фабричные не выдерживали этих спусков.

Ещё мы школьники 5-7 классов собирали семена деревьев, особенно от липы зимой. Сдавали их, получали небольшие деньги. Нам учителя рассказывали, что эти семена нужны для высадки огромных лесополос вдоль реки Волги. Будучи пилотом- инструктором Бугурусланского лётного училища я выполнял учебные полёты с курсантами пролетал вдоль левого берега Волги на высоте 300 метров, видел эти огромные в несколько рядов защитные полосы от Самары до Волгограда, которые защищают волжские степи от суховеев и песков. Между рядами этих полос хлебные поля. Радовался, что возможно частица труда учеников и нашей школы в этих рукотворных лесах.

Занимался я и общественной работой. В третьем классе вступил в пионеры. Затем постоянно рос в званиях. Вначале стал звеньевым, затем вожатым, будучи комсомольцем, в 9 классе был председателем Совета дружины школы. Ещё мне пришлось возглавлять первичную организацию ДОСААФ в школе.

Зимы в то время были суровыми, огромные сугробы по пути в школу иногда преодолевали по-пластунски или на лыжах. Но внезапно наступала весна, а за ней и долгожданное лето. Оно было тёплое и длинное.

В летний период приходилось много помогать родителям. В заготовке дров, сена, присматривать за сёстрами и братом. В свободное время гонял на велосипеде и стареньком мотоцикле марки Ка-125. Иногда проводил один заезд в пионерском лагере. Путёвки были бесплатные и многие мои друзья, менее занятые дома, проводили там по две-три смены. Там для меня был сказочный отдых. В лагере мы купались, загорали, играли в футбол, военные игры, учились ходить по азимуту с компасом. Собирались у пионерского костра. Лагерь был на берегу горной реки Сим. Там чистая вода, быстрое течение и много воронок. В эти воронки иногда попадали люди, и у них не всегда хватало сил выбраться. Местные мальчишки к нашему удивлению, ныряли с берега в этот круговорот воды, и как ни в чём не бывало, выплывали в стороне. Они поделились секретом, что нужно нырнуть и не пытаться побороть воду, а отдаться её воле, она втянет в глубь и через несколько мгновений выбросит рядом из воды, только побольше вдохнуть воздуха. Сначала попробовали старшие ребята, а потом и я. Страшно было, но нужно было преодолеть страх. Так мы освоили это опасное занятие. Стихийно вырабатывали умение разумно рисковать.

В шестом классе я увлёкся, как и многие ребята, фотографией. У меня была простая камера «Любитель». Проявитель и закрепитель готовил сам. Проявлял плёнки, печатал, получая при этом огромное удовольствие и доставлял приятное друзьям и знакомым, вручая им фотографии. Сейчас, к сожалению, молодежь лишила этого удовольствия. Нажимают только на кнопку.

В наше время мы мальчишки повально увлекались футболом. Я сначала был вратарём, затем нашел своё место и стал центральным защитником. Футболисты заводской команды передавали нам старую форму, она была большая, выглядела смешно на нас, но мы очень гордились ей. Нас 14-16 летних по одному всегда включали в игру взрослых. Так нас приучали к серьёзной игре. Иногда удар мяча сваливал с ног, потом не сразу соображал куда бежать и что делать. Это была хорошая школа мужества.

Репортажи с матчей, которые вёл Синявский, сметали с улиц всех пацанов. Собирались в квартире, у кого был радиоприёмник, и слушали, представляли, как всё происходит на поле. Футболисты Хомич, Бобров, Бесков и другие были так знамениты и любимы, как полководцы времён войны.

Буду лётчиком. Первый полёт.

Книга «Два капитана». Первая любовь.

В 6-7 классах ребята уже задумывались о будущей профессии. Многие решили после седьмого класса поступать в техникумы или в ремесленные училища. Я же решил продолжать учёбу в средней школе, так как мечтал поступать в лётное училище. Эта мечта зародилась в 12 лет, когда я впервые увидел вблизи самолёт и лётчиков. Самолёт По-2 из-за неисправности сел в поле рядом с посёлком. Через несколько минут все ребята были уже там. Два пилота в кожаных куртках, шлемах с очками что-то исправляли в моторе. Пилоты разрешили нам осмотреть кабину, мне удалось даже посидеть в ней, подержаться за ручку управления. Мы помогли развернуть самолёт против ветра, пилоты запустили мотор и улетели. О своей мечте я никому не говорил, боялся насмешек. Так как был маленького роста, худенький, ходил последним в строю. Однако на здоровье не жаловался и никогда не болел.

Я уже учился в восьмом классе, с твёрдым намерением стать лётчиком. Учился пока средне. Однако вскоре в моей голове всё перевернулось, это было после приезда отца – Дмитрия Александровича из Москвы , где он Учился на курсах повышения квалификации. На ряду подарками сёстрам, брату мне тоже достался подарок. Отец вручил мне книгу. Она пахла типографской краской, на её теснённой обложке было написано В. Каверин. Два капитана. После прочтения этой книги меня словно подменили, появилось желание учиться, открывать завесы непознанного. Всё казалось теперь легким, доступным по сравнению с тем, что пришлось преодолеть моему герою- Сане Григорьеву.

Я твёрдо решил, буду лётчиком, о чём заявил родителям. Родители восприняли моё заявление конечно не совсем серьезно. К тому же мама рассмешила отца, да и меня рассказом о моём первом полёте и удачном падении.

На работу я уходила рано утром, начала свой рассказ мама. Часам к десяти прибегала домой, кормила его одевала и отводила к бабушке. Однажды придя, домой не обнаружила сына на печке, где он всегда спал, осмотрела все укромные уголки, думая наверно, спрятался сорванец. Стала звать Лёня! Лёня! Сынок, где ты? Наконец услышала испуганный голос доносившийся не понятно откуда. Побежала на голос, увидела тянущие руки из подпола. Вытащила тебя, проверила руки, ноги, спросила, ничего не болит? Ничего ответил, толкло холодно.

Оказывается, я, спящий, свалился с печки на кровать, которая была рядом с ней. На полу рядом с кроватью был открыт лаз в подпол, чтобы туда шло тепло, и не замёрзла картошка. Вот туда я сонный и свалился, продолжая спать, пока меня не разбудил испуганный голос мамы.

Так что быть тебе лётчиком: заключила со смехом мама. Отец серьёзно заявил: - Решил стать лётчиком, то нужно следовать девизу «бороться и искать, найти и не сдаваться» как герой твоей любимой книги и судьба будет идти тебе навстречу.

Вскоре о моей мечте узнали и мои друзья. Девиз моих героев в книге Два капитана «Бороться и искать, найти и не сдаваться» стал моим. Так за мной закрепилась кличка – Капитан. Друзья, знакомые, ребята младших классов называли меня капитаном, хотя многие и не знали почему так меня зовут.

Эта книга и сейчас будоражит умы пытливой молодёжи. По ней снят одноимённый фильм, поставлен Мюзикл «Норд-Ост». Она стала спутником моей учёбы и жизни.

Но вернёмся в школу. Учиться в девятом классе мы начали в новой школе. Это был для нас дворец. Всё новое, прекрасные предметные классы, большой холл. Мы были уже взрослые ребята, нам было по 16-17 лет, умели многое делать, разбирались в технике, поэтому принимали активное участие в оборудовании классов, радиоузла, кабинета физики. Установили спортивные снаряды в холле второго этажа, так как спортзала ещё не было. Сумели создать отличную самодеятельность. У нас был свой баянист Вася Чегодаев, солисты и чтецы Чинарёв Анатолий, Николай Алонов, танцоры Юра Ерылин и Таисия Никулина и другие таланты. В то время все увлекались бальными танцами. Мы так же освоили красоту этих танцев. Я то же научился танцевать, особенно мне нравились вальс и танго.

В девятом классе каждый из нас уже чётко представлял, в какой институт, техникум пойдёт учиться. В одном стремлении ученики и учителя как бы готовились к поступлению в учебные заведения. Очень серьёзно относились к учёбе. Тогда ведь не было репетиторов и подготовительных курсов. Подавали документы в ВУЗ и как правило проступали, даже на самые сложные факультеты

Тот период времени был особым, это было время созидания и трудовых подвигов. Пресса, радио были пронизаны этим духом. Радио рассказывало о трудовых буднях страны, звучали песни по заявкам покорителей целины, полярников, строителей. Вся страна была на подъёме, люди жили верой в будущее. Мы школьники были в курсе, что где строиться, покоряется и осваивается.

Меня радовало, что авиация переходит на реактивную технику и я возможно буду её осваивать. С этой мечтой я решил попытаться поступить в Уфимский Аэроклуб, сделать первые шаги к моей мечте.

Многие мои друзья, к этому времени, окончили ремесленные училища и работали на заводах и одновременно учились в вечерней средней школе. Другие заканчивали техникумы.

Мой друг Пётр Пукито учился на последнем курсе авиационного техникума на отделении сварки металлов. Он был влюблён в будущую профессию и часами рассказывал мне о сварке, что в строительстве самолётов и двигателей она занимает важное место.

- Это не то, что ты видел сварку на заводе.

- Электросварка есть ручная, полуавтоматическая, автоматическая, в разной газовой среде

- Без сварки не обойтись на строительстве газа и нефтепроводов, мостов, вагонов и так далее. А как же прочность? Стукнешь молотком по приваренному металлу и он отваливается- возражал я ему

- Э, нет… сварной шов прочнее основного металла, и это зависит от качества и марки электродов и других факторов

-Так вот от высокой температуры электрической дуги часть металла выгорает, но это компенсируется обмазкой на электроде.

Ответственные швы всегда контролируются. Берётся образец сварного места и испытывается на разрыв, на слом от удара а самый точный контроль это рентгеновский и радиоизотопный и ещё ультразвуком, а самый простой, применяемый в быту метод керосиновой пробы. Керосин обладает свойством проникать в любую трещину.

- Так , что друг мой, Метал, рвётся не вместе сварки а рядом, труба может рваться не в стыке при высоком давлении в ней а по причине некачественного металла.

От него я много узнал не только о сварке. В последствии, разговаривая со сварщиками, они даже считали, что я когда-то работал сварщиком. Так мы друг от друга узнавали много интересного.

Как ведётся бурение нефтяных скважин о нефтяных горизонтах, нам рассказывали друзья нефтяники. Другие с неименшей гордостью рассказывали о фарватерах, перекатах, о сложностях судоходства по рекам. Было ясно, что каждый гордится своей профессией. Мне пока рассказывать было нечего.

Наш директор школы Пётр Кузьмич Шкурихин был очень строгий, но справедливый человек. После беседы с ним, даже самые озорные, непослушные, отстающие в учёбе ребята исправлялись, учились лучше. Меня он уважал, и я часто приходил в его кабинет по поводу общественной работы. От него я услышал много полезных советов, как налаживать контакты, вести работу с младшими учениками и с ровесниками.

В начале учёбы в десятом классе я пришел в кабинет Петра Кузьмича. – Проходи, присаживайся «капитан», шутливо пригласил он меня. Он знал мою кличку и наверно связывал это с моей работой в ДОСААФ.

-Какие проблемы?

Пётр Кузьмич, хочу быть лётчиком, летать на реактивных самолётах.

Он посмотрел на меня, как бы оценивая мои физические возможности.

-Леонид, Авиация сделала большой скачёк, реактивные самолёты, большие скорости и высоты, да и вообще рискованное и опасное это дело.

- Пётр Кузьмич, мой герой Саня Григорьев в книге «Два капитана» в других, более сложных условиях достиг своей цели.

- Оказывается вот ответ, почему тебя называют капитаном, достойный пример для подражания .Это так интересно осваивать новое, идти в ногу с прогрессом.

- В какое училище ты намерен поступать?

- Да пока Пётр Кузьмич в аэроклуб.

- Прошу вас отпустить на несколько дней. Поеду в Уфу подавать документы в аэроклуб, проходить медкомиссию.

Директор вышел из-за стола, впервые протянул мне руку со словами.

-Ты ставишь перед собой непростую задачу. Благословляю тебя, в добрый путь.

Медкомиссию прошёл без проблем и был зачислен в воскресную группу курсантом- пилотом. Получил первый авиационный документ, удостоверяющий, что я учусь в аэроклубе.

Теперь каждое воскресенье рано утром на рабочем поезде я уезжал в Уфу, электричек ещё не было. Досыпал в аэроклубе пару часов с таким иже ребятами живших в ближайших сёлах и посёлках от Уфы. Поздно вечером возвращался домой. В понедельник меня, как правило, не спрашивали, так как знали, что выходных у меня нет. Но учился я хорошо.

Год был насыщен, учёба, общественная работа, аэроклуб, хотелось ещё сходить в клуб потанцевать, сходить на свидание.

В наш посёлок приехала девушка Галя. Её отца, военного, направили служить в Германию. Вот она и приехала к тёте что бы окончить у нас десятый класс.Галя была симпатичной, с зелёными глазами, прекрасной фигуркой, светлыми волосами, хорошо одевалась и выделялась среди наших девчонок. Поклонников у неё было много, но как не странно она ответила мне взаимностью. Наша дружба крепла, были признания, поцелуи я ей. рассказывал о своей учёбе в аэроклубе, о самолётах о будущем авиации.

Какой ты счастливый, что уже определился и учишься.

Она с уважением смотрела на меня, словно я уже был лётчиком

Я ещё не знаю, смогу ли поступить в медицинский институт.

Не бойся, Галка, нужно бороться и искать и ты поступишь и будешь

врачом , настраивал и успокаивал я её.

Незаметно подошли экзамены, и отзвенел последний звонок.

После получения аттестата, на другой день, распрощался с родителями, пообещал им , что когда стану лётчиком первым делом построю им большой дом, на горе и под железной крышей . На свидании с Галей мы обещали писать друг другу и хранить нашу дружбу. И с хорошим чувством я прибыл на аэродром Уфимского аэроклуба.

ГЛАВА ВТОРАЯ. ЛЁТНЫЕ УНИВЕРСИТЕТЫ.

Аэроклуб. Лётные училища ВВС.

Сокращение армии.

Твёрдо, уверенный в выборе будущей профессии лётчика, ни о какой другой я уже не мечтал. Конечно, я не знал, что путь в небо таит множество неожиданностей на моём пути. Кроме того , что от летчика требуется не только крепкое здоровье, особая психика, особый образ жизни, его судьба зависит от политической ситуации в стране.

А пока мы вчерашние десятиклассники, выпускники техникумов и ребята успевшие поработать на заводах прошедшие теоретическую подготовку в классах аэроклуба стояли в первом авиационном строю перед линейкой самолётов.

Одеты мы были в военную форму только без погон. Сверху формы на нас были красивые синие комбинезоны с большими карманами, шлемофоны на поясе, планшеты через плечо.

К нам обращался начальник аэроклуба полковник Иванов. Мы смотрели на него с открытыми ртами, тогда ещё слово ЛЁТЧИК ещё звучало гордо, к людям этой профессии относились с огромным уважением. А здесь боевой лётчик с орденами на груди. Товарищи курсанты! Обратился он к нам, вы делаете первые шаги в небо…

Я курсант! Я начну учиться летать, у нас есть инструктор, который будет учить летать на самолёте Як-18. После окончания аэроклуба нас направят для продолжения учёбы в одно из училищ ВВС. Ещё о чём-то говорил полковник, но я уже не слышал его, мои мысли были, где- то далеко; я буду лётчиком, летать на современных самолётах…

Мои мечтания прервала команда, разойдись по лётным группам. И мы восемь курсантов во главе со своим пилотом-инструктором направились к своему Яку с бортовым номером 12 алыми звёздами на киле и крыльях.

Так я ступил на свою первую тропу к самолёту, по которой предстояло идти десятилетия.

На учебном аэродроме всё было подчинено военной дисциплине, был твёрдый распорядок и передвижения строем. К старшим обращались по уставу. Сама военная форма дисциплинировала нас, и мы быстро привыкли к заведённому порядку и традициям на аэродроме.

В воскресные дни в увольнение мы надевали синие комбинезоны, ощущали себя как бы уже летчиками. Моё появление дома в таком одеянии вызвало радость и удивление. Вот и наш капитан прибыл - воскликнула мама. Отец смерил взглядом и сказал: «я рад, что мечты твои исполняются». Соседи уже серьёзно говорили : Лёнка, оказывается, по настоящему собирается стать лётчиком, и уважительно здоровались со мной.

Сначала «летать» мы учились на земле у самолёта. Учились, как правильно садиться в кабину с парашютом, подгонять сидение, запуску двигателя, имитировали все свои действия в полёте. Учились куда смотреть, что делать с рычагами и кранами, порядку ведения радиосвязи и многому другому.

У самолёта раскладывали миниатюрный старт и мы поочерёдно с моделью Яка «летали» на земле, рассказывали и показывали свои действия от запуска двигателя и до его выключения. Весь рассказ длился более часа, полёт же занимал всего шесть минут. Вот за эти шесть минут полёта по кругу мы должны были сделать то о чём рассказывали более часа.

Настал день, когда пилот- инструктор Рустам Гумерович Ишмуратов сказал: «теоретически вы всё усвоили, завтра начнём полёты.

Этот июльский день 1957 года, когда мы поочерёдно впервые поднялись в воздух, ознаменовал рождение нас как лётчиков. Ощущения от первого полёта описаны многократно. Оно одно и тоже у тех, кто поднялся в воздух впервые сто лет назад и сегодня. Это великолепное чувство - парить высоко над землёй, быть господином воздушной стихии. Это неземная радость, когда что-то Щемящее и светлое заполняет твою душу. Когда земля перестаёт держать тебя, а твоей опорой становится воздух, когда хочется петь, когда кажется, что на земле всё прекрасно.

Перед нами открывались безграничные голубые небесные дали, которые нам предстояло покорить. Но это был тернистый и непредсказуемый путь.

Незаметно пролетело время лётного обучения в аэроклубе. Дальнейшее обучение лётному делу нам предстояло продолжить в военных лётных училищах. Большинство аэроклубников в том числе и я, были направлены в военно-авиационное училище лётчиков в город Уральск.

Нам снова предстояло пройти медкомиссию и к большому сожалению многим медицина поставила заслон в авиацию, в том числе и моим товарищам: Н. Дудорову, А. Алябушеву, Н. Якину. Так на первых шагах рухнули мечты и цель моих товарищей.

Командование училища распределило нас по авиаэскадрилиям с учётом, откуда мы прибыли. Уфимцы оказались в одной эскадрильи, звене и даже в одних лётных группах.

Одели нас в красивую шерстяную форму: зелёные гимнастёрки, синие брюки, хромовые сапоги. Голубые погоны, обшитые золотым галуном, крылышки с винтом самолёта на них украшали наши плечи.

Выдали нам портфели, тетради, ручки и навигационные линейки. И снова учёба в учебно-лётном отделе по шесть- восемь часов: обед, отдых и самоподготовка два часа. Некоторые авиационные предметы были знакомы по аэроклубу, но здесь их изучали подробно. Было много новых предметов: военная топография, химподготовка, иностранный язык и другие необходимые офицеру науки. Особое внимание уделялось физической подготовке. Перекладина, брусья, конь доводили нас до изнеможения. Первые полгода кровавые мозоли не сходили с рук

Командный состав и многие лётчики-инструкторы были участниками Великой Отечественной войны и войны в Корее. Ни были очень внимательны и заботливые командиры. Мы, курсанты, знали, что командир эскадрильи подполковник Благонравов упрекал своего заместителя по строевой подготовке капитана Мартюшова за излишнею муштру на строевых занятиях, указывал, ходить строевым шагом каждый научится, а летать могут избранные. Лётчики золотой фонд Советской армии, а драгоценности» всегда берегут.

Наш командир звена капитан Коваленко- страстный патриот авиации, при беседах с нами всегда подчёркивал об особой значимости, храбрости лётчиков. Он считал лётчиков героями только за то, что они летают. Может оттого, что он летал в конце войны на штурмовике Ил-2 и был три раза сбит и перенёс много испытаний. Его грудь украшали три боевых ордена и много медалей.

О значимости людей авиации он говорил следующими словами: «земля всегда считала цветом нации тех, кто был, кто есть, кто будет в авиации» и призывал нас будущих лётчиков быть этим цветом.

Незаметно подошла весна, подсохли аэродромы. Умытая первым весенним обложным дождём радостно зазеленела Казахстанская степь. На пригорках, возвышенных местах сплошным ковром цвели тюльпаны, они переливались всеми цветами радуги. Нагретый воздух у земли был переливчатый, и его колебания улавливались глазом. Это было идеальное время для начала учебных полётов. И мы снова поднимали свои Яки в родное небо. Это был модернизированный Як-18А с передним колесом, как на боевых самолётах, более сильным мотором, новыми приборами и УКВ радиостанцией

По установленной традиции в лётном училище в день полётов курсанты по лётным группам выстраивались посредине стоянки самолётов. Техники и механики у своих самолётов. Подходят инструкторы, командиры звеньев и командир эскадрильи со своим заместителем, а также другие офицеры.

Врач проверяет состояние нашего здоровья, синоптик зачитывает прогноз погоды по району полётов. Затем командир АЭ подполковник Благонравов ставит задачу на лётный день. « Летать будем по кругу и в пилотажные зоны, соседние аэродромы будут работать, особое внимание на осмотрительность, крутить головой на 360 градусов и обязательно добавлял давно известный нам пример. В 20 годы в Средней Азии летало всего два Фармана, и они столкнулись. И ещё каждый раз говорил нам, что бы ни случилось в воздухе бороться надо за жизнь до последней секунды и вы победите.

По самолётам звучала приятная для нас команда, и мы радостно бежали к ним. Самолёты один за другим выруливали на старт, где на командном пункте развивался флаг ВВС - означающий начало полётов.

Навыки, полученные в аэроклубе, позволили легко освоить новый Як. Один за другим в лётной группе мы вылетали самостоятельно. Лётная подготовка была насыщенная. Отрабатывались фигуры высшего пилотаж, полёты по приборам в закрытой кабине и по дублирующим приборам, летали по маршруту. Особое внимание уделялось полётам строем в составе пары. Ведущим был командир звена или лётчик-инструктор, ведомым курсант. Задача ведомого заключалась сохранить своё место в строю при любых маневрах, в том числе при выполнении фигур пилотажа, а так же выполнять взлёт и посадку парой.

Любой полёт сопровождается нервным возбуждением, особенно при выполнении высшего пилотажа и при полётах строем в плотном строю. Необычное, нервное состояние у пилота, бывает, когда что-то внезапно происходит на самолёте. Например, привычный шум двигателя обрывается и тишина, в голове проносятся мысли: «вот сейчас рухну на землю»…однако спустя несколько мгновений сознание начинает работать: «не потерять скорость, планировать, но куда?». Ручка управления от себя, самолёт снижается в намеченную точку и уже спокойствие постепенно возвращается.

Нечто подобное произошло со мной, где в одном из полётов при возвращении из зоны пилотажа в составе пары. На траверзе посадочной полосы двигатель стал работать с перебоями, я начал отставать от ведущего. «Я 43, такой был мой позывной, отказывает двигатель, рассчитываю сесть на аэродром» и отвернул самолёт со снижением в сторону лётного поля. Ведущий капитан Коваленко последовал за мной, давая советы: «увеличь угол снижения, щиток тормозной не включай, рассчитывай на край лётного поля». Двигатель уже не работал, я снижался на безмолвном самолёте на край лётного поля. Руководитель полётов дал команду заходящим самолётам на посадку без снижения уйти на повторный круг. Уже и граница поля передо мной, 43 услышал я команду, «поставь кран шасси на выпуск», я перевёл его вниз, шасси вышли. Несколько выше обычного снова чётко «43 начинай выравнивать, задержи ручку, хорошо», самолёт коснулся земли, бежит, подпрыгивая на кочках. «Тормози 43», от радости, что я на земле забыл про тормоза. Произошло это так быстро, что я не успел, как следует напугаться. При помощи командиров и своего не большого опыта я оказался благополучно на земле. Как не прекрасное небо, но в таком случае лучше на земле, подумал я. Подбежали курсанты, механики, инструктора со словами молодец «капитан» подбрасывали меня снова в воздух. Кличка «капитан» как и книга « Два капитана» следовала за мной повсюду.

О друзьях-товарищах в аэроклубе и летном училище я могу сказать только тёплые слова. Одни из нас вышли из интеллигентных семей, другие из семей рабочих и колхозников, некоторые уже поработали и приобрели житейский опыт. У нас был разный интеллект. Но что бы кто-то кого-то обидел, сказал грубое слово, такого не было, И фундамент этого братства был заложен ещё в аэроклубе. Воздух роднил нас всех. Основу воспитания, чувства братства, уважения, взаимовыручки заложили нам лётчики- фронтовики, для которых товарищество в авиации являлось абсолютным законом среды.

После двухлетнего обучения в Уральске нас распределили, но уже по боевым училищам ВВС. Я со своими однополчанами оказался в Орском военном училище лётчиков-бомбардировщиков, для дальнейшего обучения на боевом самолёте Ил- 28.

Снова теоретическая учёба, изучение самолёта Ил- 28 и ещё бомбардировщика Ту- 16 и их боевое применение.

Значительная практика полётов на самолётах Як- 18, Як- 18у, и Як- 18а с налётом 160 часов позволила без особого труда осваивать самолёт Ил- 28. Однако полёты на этом самолёте накладывали на курсантов огромную ответственность. Экипаж самолёта состоит из трёх человек. Командир-курсант, штурман-офицер и стрелок-радист сержант. Опытный штурман осуществлял не только самолётовождение, бомбометание, но не редко подсказывал нам, ещё не опытным курсантам, на взлёте и посадке. Так день за днём ковали мы лётное мастерство. Приближался день окончания лётного училища. И этот день подошёл.

Вслед за приказом Министра обороны о присвоении офицерского звания - лейтенант пришёл приказ об увольнении из армии.

Произошло это по причине огромных успехов в научно-технической революции. В пятидесятые годы в мире и нашей стране шло бурное развитие ракетной техники. Верхнее руководство страны решило. Что военное превосходство можно достичь ракетами. А раз так, то авиация, флот, да и сухопутные войска утрачивают главенствующую роль. И в 1960 году пошло повальное сокращение армии, в том числе и авиации. Жертвами этого сокращения стали тысячи лётчиков, включая и выпускников лётных училищ.

Возвращались мы домой с дипломом лётчика в офицерской форме, но без будущего, в никуда. Авиации в качестве пилотов мы стали не нужны, а что-то другое мы не умели делать, да и душа не лежала.

По- разному встречали нас на гражданке, одни сочувствовали, другие злорадствовали, а в основном всем была наша судьба безразлична. Да они и не могли понять состояние нашей души, нашей боли и тоски по небу. Особенно тяжело было, когда в небе пролетали самолеты над головой или когда в небесной синеве оставался белый след от реактивного корабля.

Мать как никто другой чувствовала моё состояние, успокаивала и говорила: «Ты снова будешь летать и долгие годы. Я уверена в этом и продолжала: Когда ты был совсем маленький, я приютила у себя старую больную цыганку, она не могла странствовать с табором из-за болезни. Она мне предсказала, что у меня самой будет большая беда, горе и я смогу всё преодолеть, что отец невредимым вернётся с фронта, и что ты будешь опорой в семье, будешь работать в небе. Всё сбылось, сбудется и последнее. Поэтому я не противилась, когда ты сообщил, что хочешь стать лётчиком, хотя в душе была, ой как не согласна.

Как-то отец так между слов, спросил, а книга «Два капитана» сохранилась у тебя?»- Да, конечно, её прочитали все в моей эскадрильи, кто не читал раньше. « Так ты её снова прочти, может найдёшь ответ, что делать?»

Ещё меня терзало моё обещание, когда стану лётчиком, построю большой дом на горе и под железной крышей. А я здесь сам сижу на шее родителей.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. БОРОТЬСЯ И ИСКАТЬ, НАЙТИ И НЕ СДАВАТЬСЯ.

Поиск путей в Гражданскую авиацию.

Первая встреча с Катей Карелиной.

Бухара. Встреча с другом детства.

На все в разные аэропорты страны приходил ответ, вакансий нет. Было понятно, нас военных лётчиков, ещё нужно было переучить на гражданские самолёты. И в первую очередь, конечно, принимали опытных военных лётчиков, имеющих большой налёт.

Некоторые мои товарищи подали документы в институты, но большинство из нас решило любыми путями пробиваться в авиацию. Уезжали в далёкие аэропорты Сибири, Средней Азии, Казахстан, устраивались на любую работу; грузчиками, заправщиками, мотористами, что бы в дальнейшем перейти на лётную работу переучившись на пилота ГА.

На письменный запрос в аэропорт Бухара мне ответили, что пока вакансий пилотов нет. Слово «пока» , стало зацепкой для меня, и я решил ехать в Узбекистан. Ещё в том краю начиналось грандиозное строительство газопровода Бухара-Урал. Там на стройке работал мой товарищ детства Пётр Пукито. Я рассчитывал так, если меня не примут на любую работу в аэропорту, с дальнейшим переучиванием на самолёт Ан-2 устроюсь на стройку газопровода, буду ожидать вакансии в аэропорту Бухара. О своём решении я объявил родителям и засобирался в дорогу.

В районном посёлке Иглино, в военкомате майор-танкист сделал отметку в военном билете, предупредил, что бы по приезду сразу стал на учёт на новом месте

-Так как сегодня увольняют из армии, завтра будут требовать от нас оформлять офицеров запаса на службу в армию, учат, учат, а затем выбрасывают молодых, здоровых. Ракеты, ракеты, страна огромная, её нужно охранять, а для этого нужны все рода войск… И ещё он говорил и говорил как бы успокаивая меня.

-Да, вот слушай лётчик, твоё личное дело просматривали люди из райкома комсомола.

-В райком я сейчас пойду- спасибо за информацию.

-Так ты, лейтенант, не соглашайся, если что, напутствовал он меня и пожелал удачи на новом месте.

С мыслями, что не всё договорил военком, я направился в райком комсомола. В райкоме, из сектора учёта меня направили к секретарю райкома. В кабинете секретаря райкома, я представился и доложил, что прибыл для снятия с учёта. Секретарь был далеко не комсомольского возврата, указал место, где сесть, и дал лист бумаги.

-Пиши заявление и за работу сказал он мне. –Твою биографию мы знаем, доверяем, тебя страна учила, ты офицер, тебя комсомол направляет на работу с сельской молодёжью.

-Какое заявление? Какое село? Я-лётчик, моё место работы небо, это моя мечта, моя цель жизни, не нужно мне ваше доверие! –в сердцах выпалил я.

Райкомовец ещё долго на повышенных тонах доказывал мне о моих обязанностях, о дисциплине, о требованиях партии и комсомола. Но убедившись в моём решительном отказе выдал мою карточку учёта.

Расстроенный, с мыслями, что мои проблемы почему –то пытаются решить без меня, так запросто, разрушить мои мечты. Нет только самому бороться и искать, добиваться своей цели.

Чтобы как- то убить время я бесцельно заходил в только что открытые магазины, так я оказался у дверей кафе «Ветерок» откуда разносился аромат свежемолотого кофе. Зал был полупустой и я направился к столу у окна, что бы одному посидеть и собраться с мыслями.

-Товарищ лейтенант, присаживайтесь здесь, услышал и увидел хорошенькую улыбающуюся девушку, с короткой стрижкой, в клетчатом платье, сидевшую у окна.

-Благодарю вас, и я невольно подошёл к её столику. Молча, глоток за глотком, я пил и наслаждался своим кофе и не собирался продолжать разговор. Почувствовав её взгляд, посмотрел в её огромные выразительные глаза. Она, с озорной улыбкой, спросила: «Ну что не согласился работать инструктором?»

- Интересно, в званиях разбирается, о моём разговоре тоже в курсе, как это объяснить?

- В званиях я разбираюсь с тех пор, как помню себя выросла среди военных, а вот осмотрительность у вас товарищ лётчик, плохая, я сидела в том же кабинете, заполняла анкету.

Так, не желая ни с кем общаться я вступил в диалог с этой энергичной, жизнерадостной девушкой. У которой, казалось в жизни ещё не было никаких проблем. Всё ей представлялось в розовом цвете. Жила она в десяти километрах от моего посёлка и ехать нам в одну сторону. Спешить было некуда, до ближайшей электрички несколько часов.

На улице становилось душно, солнце пригревало всё сильнее, и разливалось по всему небу, утренняя прохлада с последними каплями росы, уступала место жаркому августовскому дню. Незаметно в разговоре, мы оказались в молодом парке, где стройными рядами росли берёзы, тополя, чередуясь с липой и рябиной. Тишину парка нарушали редкие звуки птиц, похожие на звучание флейты или колокольчика. Лёгкий ветер приносил запах лесных цветов, перемешанный с растущей рядом с нашей скамейкой полынью, создавал густой насыщенный аромат, казалось, что всё вокруг солнечно и радостно.

Катя Карелина, так звали её, безостановочно рассказывала о себе. Среднею школу окончила с золотой медалью. Была секретарём комсомольской организации школы. Теперь ей предлагают поработать инструктором в райкоме.

-А почему вы отказались? Работали бы вместе.

Вопрос за вопросом и я ей рассказал всё о себе, о своей мечте быть лётчиком, любимой книге «Два капитана». У неё загорелись глаза, когда она услышала про книгу.

-Это и моя любимая книга, и я хочу, как Катя Татаринова так же добиваться своей цели, работать, учиться буду заочно. Мой лозунг такой же как у героев книги «Бороться и искать, найти и не сдаваться».

И она уже, забыв о райкоме, предлагала различные варианты для нас, и один из них, поступить в авиационный институт.

-Катя, я не готов к этому материально, да забыл многое.

-Я тебе помогу, хочешь, вместе поступим? Настаивала она.

-Катя, в институте готовят инженеров, учат, как строить самолёты и двигатели, а не лётчиков.

-Все равно ты добьешься своего, ты же уже лётчик, тебя возьмут в Гражданскую авиацию, будешь летать, убеждала она меня.

-Катюша, где та дорога в небо я ещё не знаю, хотя завтра уезжаю в Среднею Азию в поисках её.

-Как! Так быстро? Уже завтра?

Она крутила мою фуражку, рассматривала кокарду, крылышки на тулье .

-Какая красивая фуражка, голубой околыш.

-Катя это цвет неба, мой любимый цвет

Я рассказывал ей о небе, облаках, о том какая красивая земля сверху, о необычных ощущениях при выполнении фигур пилотажа. В горизонтальном полёте двигатель переводится на малый режим, винт вращается на минимальных оборотах. Стрелка указателя скорости быстро движется в сторону уменьшения. Наступает момент, когда аэродинамических сил недостаточно что бы держать самолёт в прямолинейном полёте. Самолёт начинает дрожать, словно просит помощи,»помоги увеличь скорость иначе начну падать» Ты видишь, чувствуешь это и ждёшь этого момента. И наконец, самолёт сваливается на крыло , опускает нос и словно подбитая птица вращаясь в штопоре, несётся к земле, ускоряя вращение, а она огромная навстречу тебе, готова через несколько мгновений поглотить тебя.

Но по твоей воле, послушный рулям, самолёт в начале нехотя, прекращает вращение. В крутом пикировании увеличивает скорость, затем переводиться в криволинейный набор высоты, двигатель выводится на максимальную мощность. Сейчас перед взором уже огромное небо, многократная перегрузка вдавливает тело в кресло, в глазах темно, они уже ничего не видят и только самолёт оказывается вверх колёсами, перегрузка уходит, глаза снова видят горизонт, несколько движений рулями, самолёт вращается на 180 градусов и снова летит в горизонтальном полёте. Это был вывод из штопора с последующим выполнением полу петли. Самолёт послушное орудие в твоих руках.

-А какая необычная небесная мелодия выводится мотором, когда самолёт выполняет высший пилотаж над твоей головой! Всё это и многое другое привораживает человека к воздушной стихии, и как мне тяжело быть оторванным от неё. Теперь ты понимаешь меня Катюша.

И вот эта девочка с косичками и платьице в клеточку сумела заглянуть в душу

-Катя как ты сумела разговарить меня?

-Я ведь всё время была лидером в школе. Организовывала все

школьные мероприятия, вот и теперь буду инструктором райкома.

-Послушай, Катерина, у тебя золотая медаль, прекрасная душа, доброе сердце, бери свои документы и вези их в Уфимский мединститут. Доктора везде нужны, особенно в авиации, а если хочешь командовать комсомольцами так и командуй ими в институте.

-Да ты рассуждаешь, как моя мама, институт и всё. Вот папа не давит на меня, он говорит: «Катька с головой найдёт себе правильную дорогу»

-Так вот Катя считай, что ты на дороге в мединститут.

-Никогда не думала о медицине. Думаешь что медицина для меня?

Могу я завтра приехать в Уфу проводить тебя.

-Нет катюша, не нужно, займись делами для поступления в институт, пока ещё есть время. Я тебя очень прошу.

Она не спрашивала, есть ли у меня девушка, я в свою очередь не спрашивал её о молодом человеке. Да мне не нужно было знать, об этом, она для меня была мимолётной приятной милой собеседницей, понимающей моё положение.

Я подумал о Гале, моей девушке с которой переписывался три года, обещали хранить нашу дружбу. Правда после того когда она узнала о моём увольнении из армии, письма стали приходить всё реже и реже. Я связывал это с экзаменами в мединституте. Она училась в городе Калинине ныне Тверь, а сейчас на каникулах уехала в Германию к своим родителям.

Мои мысли прервали слова Кати,

-Мой отец полковник Карелин получил назначение в другой военной округ, с воинской части, которая находится в Урмане мы скоро уедем. Где будут жить мои родители, я не знаю, продолжала Катя, да и твой адрес пока неизвестен. Ни о какой переписке я не думал.

-Как же ты узнаешь, где я учусь или работаю, выполнила ли твоё пожелание? – продолжала она.

-Выход такой Катя, запиши адрес моих родителей. Мы поедем на электричке мимо моего дома, и я тебе покажу этот дом. И через год или больше напиши по этому адресу о себе. Я взял её маленькую ручку и благодарил за беседу, за поддержку, за эти часы проведенные вместе. Она молчала, слезинки скатывались по её лицу.

-Посмотри на своё голубое небо, оно такое же голубое, как твои глаза, и ты, словно облако, растаешь в нём- проговорила она.

Поезд уносил меня всё дальше и дальше. Позади остались Оренбург, Аральск на берегу моря, волны которого тогда были в сотне метров от вокзала. На перроне в изобилии продавалась всевозможная рыба, свежая, жаренная и копчённая. Дальше снова тянулась бесконечная степь и пустыня.

Ехал я в общем, вагоне, денег на билет в плацкартный вагон, не было, пассажиры постоянно менялись. Но ещё до Оренбурга мы четыре пассажира, путь которых лежал до Ташкента и далее, собрались в одном купе.

Два моих попутчика были сварщиками из Куйбышева ныне Самара и ехали они на строительство газопровода Бухара-Урал. Они очень гордились своей профессией. Мы «потолочники». А что это, значит? спрашивал я. Они на перебой объясняли мне, будучи навеселе, что, это умение сваривать трубы снизу, лёжа на спине. Это не каждому под силу, и сварщик на каждом стыке ставит там личное клеймо и несёт ответственность за свою работу. Ведь в трубе будет давление в 60 атмосфер. Третий попутчик был авиационный техник, работал на Ташкентском авиационном заводе, чем очень гордился и считал меня своим коллегой. Он и сварщики обижались на меня, когда я отказывался выпивать с ними, я же ссылался, что не люблю это занятие и на строгие требования к здоровью лётчиков. Убедившись в моём решительном отказе они уже начинали хвалить и ставить пример друг другу. Я только удивлялся странностям нашего народа. Но так как я был самый молодой, то мне приходилось на всех станциях бегать за продуктами и выпивкой.

В Ташкенте я сделал пересадку на поезд до станции Каган. Поезд двигался по сказочной стране Узбекистан. Справа и слева на моём пути хлопковые поля, ровные как стол, к каждому из них подходит арык, в нужный момент поливальщик открывает затвор, и вода растекается по полю, давая влагу хлопку. Всё ухожено, продумано и поддерживается в таком состоянии сотни лет. Рассказывали мне местные попутчики. Они мне подсказали, что Бухара в десяти километрах от станции Каган, от которой идёт автобус в Бухару и проезжает мимо аэропорта.

Так я оказался в аэропорту Бухара. Пилотом меня, конечно, не приняли, но предложили поработать авиадиспетчером, вместе с моим товарищем по училищу Анатолием Артамоновым, который прибыл несколько раньше из города Брянска. Нам пообещали, как только будут организованы сборы в лётных училищах ГА по переучиванию на самолёт Ан-2, нас направят на эти курсы.

А пока после краткосрочных курсов в Ташкенте мы работали авиадиспетчерами.

Теперь мне оставалось разыскать моего друга детства Петра Пукито. Мне было известно, что Строительный трест из Уфы направил его на строительство газопровода Бухара-Урал. В местной газете было объявление: приглашали рабочих разных специальностей на строительство газопровода, просили обращаться по адресу в город Каган, куда я и поехал.

В Строительном управлении № 9, где я представился родственником, мне вежливо подтвердили, что Пётр Иванович Пукито- начальник полевой испытательной лаборатории, в данное время находится на пуске участка местного газопровода в городе Янгиюль, недалеко от Ташкента.

Нужно сказать, в то время люди были очень внимательны, и я не сомневался, что они сообщат Петру, что я его разыскиваю и работаю в аэропорту.

Так и случилось. Дней через пять, по внутренней связи аэропорта меня просили подойти в зал ожидания.

-Очередная невеста, пошутил старший диспетчер. Я знал, это Пётр ждёт меня. Передав, диспетчерский микрофон моему начальнику, я побежал на встречу со своим другом. Так произошла наша встреча через три с половиной года в далёкой Средней Азии.

Я показал ему своё рабочее место, рассказал о своей работе и перспективе. – Диспетчер держит под контролем самолёты в Бухарской воздушной зоне и руководит их полётами

-Да это, сложно, всех слышать, давать команды на высоты для полёта, руководить заходом на посадку, посадкой и взлётом. Ответственная у вас работа – отметил Пётр.

-Он лётчик, быстро всё усвоил, справляется, допущен к самостоятельной работе, похвалил меня старший.

-Слушай Леонид, я еду на трассу, давай со мной, если возможно, посмотришь, как строится газопровод, твоё начальство наверно может тебя отпустить?

-Конечно, поезжай, сегодня я подежурю, а завтра у тебя выходной выручил меня мой начальник.

-Если так то идём, у вокзала нас ждёт Газ-69, поедем в район Газли.

Среди пустыни, на строительной площадке, был городок из вагончиков и огромное количество труб. На специальной платформе укладывалось две трубы, стык к стыку, центровались, и полуавтоматический аппарат сваривал их, получалась «плеть». Трубоукладчики эти плети укладывали на автомобиль с прицепом. Автомобили с широкими шинами для движения по песчаной поверхности доставляли эти «плети» на трассу, где их приваривали к основной нитке газопровода.

Я рассказал Петру о своих попутчиках в дороге в Узбекистан, сварщиках – потолочниках.

- Вот теперь я покажу тебе, как они эти потолочники, умело сваривают трубы.

Мы на трассе. Рядом с траншеей лежало несколько сотен метров уже сварных труб. Мощные тракторы-трубоукладчики бережно снимали с прибывшего автомобиля «плеть» поднесли её к основной нитке. Такелажники центровали её так, что бы стыки строго совпадали, сварщик прихватывал стык в нескольких местах.

Увидев Петра Ивановича, к нему подошли несколько сварщиков. Наверно у них, что- то не получалось. Пётр спрашивал их про электроды, ток. Затем раскрыв папку рисовал шов, и что- то объяснял, почему идёт не провар, шлак и трещины. Я понял, что мой товарищ имеет необходимые знания в области электросварки. К нему прислушиваются, идут за советом и его роль здесь, на трассе, не только контролировать качество сварки, а намного больше.

-А теперь, Леонид, посмотри на работу потолочников, это мастера высшего класса и протянул мне защитный щиток с тёмным стеклом. Через тёмное стекло я видел огненную дугу и раскалённый метал от электрода. Сварщик, словно художник, короткими движениями электрода слой за слоем заполнял фаску между трубами. Заварив трубу сверху, он, лёжа на спине, в подкопе под трубой заварил её снизу. Наконец шов по всей окружности был готов. Затем он, ловко водя электродом по трубе нарисовал цифру пять, свое клеймо. Молотком сбил шлак, брызги от металла, погладил шов, полюбовался им и пошёл к следующему стыку.

-А почему сваренные трубы не закапывают – спросил я Петра.

-Их ещё нужно проверить на качество сварки пояснил мне Пётр и подвёл меня к технику-радиографу, который пристраивал свою «ампулу» к сварному стыку.

-Здравствуй Иван Петрович! Как дела? Когда закончишь этот участок?

-Приветствую вас, не отрываясь от дела, ответил Петрович.

-Петрович, покажи моему другу- лётчику как ты фотографируешь сварные швы.

-Нет проблем! Всё просто. Заправил рентгеновскую плёнку в специальной кассете по сварному шву на полтрубы, с другой стороны трубы устанавливаю «ампулу» с радиоактивным источником «Цезий-237» кстати, период полураспада его 33 года. Его всего два грамма и он заключен в двух сплошных свинцовых цилиндрах и сверху как видишь, металлическая оболочка и ручка управления. Вот установил «ампулу» к трубе на специальной подставке. Ручкой поворачиваю внутренний цилиндр внутреннее отверстие, которого, где находится источник, совмещается с отверстием во внешнем цилиндре. Путь для облучения открыт. В зависимости от диаметра трубы толщины металла выдерживаю 8-10 минут и выключаю.

Сейчас отойдите метров на 50, буду включать, отраженные от металла лучи могут вас облучить.

После включения, режима облучения, он подошёл к нам. Записал показания дозиметра. Пояснил, что, как правило, доза облучения не превышает норму за день и за месяц.

-После просвечивания той стороны просвечу другую сторону. Затем плёнка проявится, на ней как на рентгеновском снимке видны, где шлак, не провар или трещина, если такое имеется. Я делаю описание снимка и отдаю на заключение вашему товарищу, Петру Ивановичу. Он даст заключение о качестве сварных швов, и только потом изолировщики покроют трубу специальным покрытием и обмотают её лентой. Теперь закопать её в землю, однако, мы в пустыне, а здесь песок всегда в движении. Поэтому специалисты дадут рекомендации, где трубу закапывать, а где её на опорах вести по воздуху. Так как песок в таких местах выдувает, и труба повиснет в воздухе, а это не безопасно.

-Спасибо Иван Петрович за доходчивый и интересный рассказ, оказывается не так просто проложить трубопровод в пустыне.

-Не стоит благодарности. Если что, - лётчик, приходи работать к нам, и он направился «светить» следующий стык.

Здесь среди вечных песков пустыни Каракумы, в недрах которой несметные богатства голубого топлива, под палящим августовским солнцем, где до металла нельзя дотронуться голой рукой начиналась стройка века газопровода Бухара- Урал. На этой стройке работали люди всех национальностей и трудились, как я увидел, с душой.

И я сделал для себя открытие: «что радость труда присуща всякому добросовестному человеку, выполняющему различную работу» Увидел людей которые с любовью, уверенно и талантливо выполняют порученное им дело и подумал, какой же Великий и трудолюбивый народ в нашей стране.

К вечеру мы вернулись в Бухару, шофёр подвёз нас к ресторану «Бухара», где мы с Петром отметили нашу встречу.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ. ВТОРАЯ ВСТЕЧА С КАТЕЙ

Пилот-инструктор лётного училища.

Неожиданная встреча.

Необычная просьба Марии Васильевны.

Наконец наступил день, когда меня с Артамоновым вызвали в отдел кадров. Нам дали команду, оформить командировку, получить лётное обмундирование и лететь в Оренбургскую область, где в Бугурусланском лётном училище ГА нам предстояло переучивание на самолёт Ан-2. Так в декабре 1961 года я оказался в небольшом уютном городе Бугуруслан. Здесь, я с Артамоновым встретили немало своих друзей по училищу, приехавших из разных уголков страны.

Снова учебные классы, изучение самолёта и двигателя и других предметов. Но всё это в принципе знакомо и легко с удовольствием усваивалось.

Время неопределённости в нашей жизни послужило хорошим фильтром во взаимоотношениях с нашими девушками. Многие девушки моих друзей, узнав, что золотые погоны сняты с плеч охладели к нам. Так случилось и с моей Галей. Письма в далёкую Бухару приходили всё реже, а потом совсем ответов не стало. И это наверно было хорошо.

Шесть месяцев пролетели быстро, отлетали необходимую программу и получили заветное свидетельство пилота ГА. Впереди снова открывались голубые дали, мы возвращались в небо.

Так случилось и на этот раз, мечты исполнились и воплотились в реальность. Нужно только очень стремиться к этому. Я возвращался в небо.

Командование лётного училища предложило мне остаться в училище работать пилотом- инструктором. На что я дал согласие, и училище оформило мне перевод из Узбекского Управления ГА.

Работа пилота-инструктора в лётном училище очень сложная и многообразная, так как первоначальное обучение лётному делу не простое. Пилот-инструктор совмещает в себе пилота, штурмана, механика, должен всегда быть готовым ответить на любой вопрос курсанта. В воздухе в любой момент успеть исправить непредсказуемые ошибки, допускаемые курсантом, особенно на взлёте и посадке.

Эта работа изнурительная физически, очень ответственная. Переоценил умение курсанта и это может стоить ему жизни. Инструктор должен обладать определённым педагогическим и методическим талантом, иметь призвание к этому делу: обладать терпением, сотни раз объяснить и показать то, что он давно знает и умеет.

Но все трудности перечёркиваются когда, умеющий летать, чувствовать, понимать самолёт видит как эти качества постепенно перетекают к его ученикам. Он радуется этому вместе с курсантом.

Обидно то, что во все времена эта особая работа не совсем престижна и благодарна в денежном отношении.

В коллектив лётчиков училища я вписался легко. Многое в методике обучения курсантов я почерпнул у опытных командиров-воспитателей, таких как командир лётного отряда А.В. Бы ценко, командиров АЭ М.В. Филипычев, В.И. Лукьянов, командиров звеньев В.Ф. Самаркина, А.В. Шаронова, начальника штаба Л. Ф. Базалинского и дела у меня пошли неплохо. Мои курсанты в числе первых в училище вылетали самостоятельно.

Инструкторский состав был очень дружный, все праздники проводили вместе, участвовали в художественной самодеятельности и спортивных соревнованиях училища и города.

Многие мои товарищи, в том числе и я, женились на местных девушках. Все они из авиационных семей и с детства были пропитаны духом авиации. Наши жёны стали опорой и спутницами на всю жизнь, жили и живут нашими заботами и делами в лётном деле. В нашей среде разводов не было, и нет.

Ещё одной особенностью было то, что почти все пилоты учились заочно в высших учебных заведениях. Я учился в Башкирском государственном университете в городе Уфе.

В 1970 году, я был на летней экзаменационной сессии. Готовил материал для дипломной работы на авиационную тему. Жил я обычно в гостинице «Агидель», что на улице Ленина города Уфы.

Однажды в разгар сессии, мой приятель-однокурсник Лёня Сюткин из города Нефтекамск, что на севере Башкирии, заходит в номер и говорит:

-Бросай все дела , книжки, одевай парадную Форму, идём в ресторан, на банкет.

-Лёня! Какой ресторан? Какие такие причины в такое горячее время?.

-Причина такая, молодому строителю нашего треста присвоено высокое звание Героя социалистического труда. Как тебе известно, профсоюз этого треста возглавляю я, вот и наши гостевые билеты.

-Причина веская, раз так, я согласен.

Ресторан «Уфа» рядом с нашей гостиницей и мы вскоре, оказались среди гостей. Лёня всех знал и знакомил меня с профсоюзными и комсомольскими работниками, знатными строителями представлял меня, как лётчика, своего друга. Обстановка была хорошая, народ раскованный, контактный, особенно после первых рюмок все стали свои.

На другой стороне зала была другая компания, слышались поздравления и бурные аплодисменты. В большинстве там были женщины разного возраста.

Божественная музыка вальса Штрауса «Голубой Дунай» заполняла зал. С противоположной стороны, к нам, а именно к нашему столу направилась молодая женщина в красивом платье с розой на груди.

-Лёня! Наверно знакомая комсомолка идёт приглашать тебя на танец, сказал я своему другу.

-Извини, но я её впервые вижу. Однако она подошла ко мне со словами: «Товарищ лейтенант! Разрешите пригласить вас на танец».

-С удовольствием, с такой очаровательной дамой, и я протянул ей руку, вывел её в центр зала. Это был мой любимый танец и очаровательная музыка. Приложив всё умение и старание, мы закружились в вальсе, и у нас получилось наверно не плохо. Так что даже мои знакомые аплодировали нам, их поддержала противоположная сторона. Лучистые глаза, приятный тембр голоса кого-то мне напоминал.

-Так кто вы такая? Волшебница дня.

-Я вижу, вы, гражданский лётчик. Значит то, к чему стремился, боролся и искал, достиг, и снова в своём любимом небе. Десять лет стёрли у вас из памяти тот июльский день в молодом парке, недалеко от райкома комсомола. Да оно и понятно, только несколько часов длилась та беседа у нас.

Я Катя Карелина.

- Катя, неужели это вы? Та худенькая девочка с короткой стрижкой, в платьице в клеточку, которая собиралась стать комсомольским работником

-Так вот мой лейтенант, я прислушалась к твоему совету. Окончила мединститут с красным дипломом, а сегодня, со своими друзьями, отмечаю защиту мной звания кандидата медицинских наук.

-Скажи мне, Леонид, ты сейчас с Галей?

-Катюша, и это имя тебе известно?

-Ты же сам сказал, чтобы через год я дала знать о себе. Вот я узнала всё от твоей мамы, Анны Ефимовной.

-Прости, Катя, но я ничего об этом не знал. А с Галей наши дороги разошлись.

Уже другая музыка играла, а мы стояли в стороне и я слушал рассказ о её жизни, учёбе и рассказал вкратце о себе.

-Здесь моя мама, Мария Васильевна, она о тебе всё знает, ты для неё особый человек, сумевший убедить меня поступать в институт, и наверно многое изменить в жизни.

Мы подошли к столу,стоявшему немного в стороне.

-Мама, познакомься с реальным человеком, о котором я тебе рассказывала. Это он сбил меня с толку, а сам несмотря ни на что добился своего, и сейчас летает.

-Здравствуйте Мария Васильевна я Леонид Дмитриевич, лётчик. Она внимательно посмотрела на меня.

-Похож, только несколько возмужал, да форма другая. Пригласила

сесть рядом с ней. Это была ещё не старая женщина, но совсем седая, чёрный шарф лежал на плечах, в глазах была печаль

-Леонид Дмитриевич, сам бог послал тебя в этот зал. Ведь это ты указал ей путь, который привёл Катюшу к этому торжеству.

-Мне нужно сказать и попросить тебя о важном деле.

-Мария Васильевна, нет проблем, что вы хотите мне сказать? Она помолчала, глубоко вздохнула, смахнув слезу.

-Это не просто просьба. Помоги нам. Мой муж полковник Иван Фёдорович Карелин в 1962 году неожиданно был направлен в командировку на Кубу, где и погиб в дни Карибского кризиса. Я получила извещение и никаких подробностей. Обстоятельства гибели, где захоронен, и вообще, на эту тему, неохотно говорят. Может вы, что- либо узнаете?

-Мария Васильевна, я летаю только по стране и у меня ограниченные возможности в этом плане. В ближайшее время я буду в Москве, попытаюсь навести справки.

-Сынок, время идёт, всё меняется, у тебя больше возможностей, чем у нас с Катей. Прости за беспокойство, буду молиться за тебя, она осенила меня крестом, и мы распрощались,

Я продолжал работать в лётном училище, но уже был настроен при первой возможности, переучиться и летать на больших транспортных самолётах.

Вскоре мои мечты превратились в реальность. Мне открылись дальние трассы и большие высоты. Я стал летать на прекрасном корабле Ил-18.

Многие мои товарищи по лётному отряду продолжали работать пилотами-инструкторами так как имели на это призвание. Росли по служебной лестнице, стали первоклассными методистами и педагогами. Связали свою лётную деятельность с училищем, посвятив себя подготовке лётных кадров для гражданской авиации.

Это командиры авиа эскадрилий Сергей Акишин, Владимир Винокуров, Вячеслав Бойко, зам командира лётного отряда Игорь Сазонов, командиры лётных отрядов Михаил Шибанов и Владимир Демиденко а Василий Андреев стал начальником училища.

Для меня десять лет работы в училище стали прекрасной школой, здесь я приобрёл лётное мастерство, научился работать с людьми, нашёл настоящих друзей.

Наша дружба не прерывается десятилетиями. Они частые гости в моём доме в Москве, я периодически приезжаю к ним, бываю на аэродроме «Завьяловка» где тысячи раз с курсантами поднимался в воздух.

ГЛАВА ПЯТАЯ. О ДУЗЯХ-ТОВАРИЩАХ.

Встреча с друзьями авиационной юности.

Полевые медработники лётного училища.

Рига. Москва-Шереметьево.

Наступил новый век. После длительного перерыва, я снова в городе Бугуруслане, городе нефтяников и лётчиков. Здесь многое изменилось, город преобразился. Много новых домов, новый театр и музей. Чистые улицы, ухоженные скверы, хорошие дороги и новый мост через реку Кинель. Главные ворота в город железнодорожный вокзал то же обновился.

Лётное училище постепенно возрождается после разрушительных девяностых годов.

Мои друзья на пенсии. Некоторые работают в училище на тренажёрах, преподают там же авиационные науки, Василий Андреев, заслуженный работник транспорта, руководит училищем.

И вновь мы все вместе, словно после напряжённого лётного дня, собрались на большой разбор полётов. Вспоминаем наших учителей-наставников, которые в шестидесятые годы доверили нам учить лётному делу ребят чуть моложе, ровесников, и да же были курсанты старше нас инструкторов.

Я был счастлив в окружении настоящих друзей. Теперь о их былой лётной профессии говорили потёртые лётные кожаные куртки, авиационные фуражки, да любой разговор заканчивался о полётах.

Собрать всех друзей авиаторов, как они называют себя «небесной семейкой» в одном месте стало возможным благодаря бывшей заведующей медпунктом на аэродроме «Завьяловка» Лидии Максимовны Сафроновой. Мы ещё в молодости называли её «Боевой подругой». За её внимание и заботу ко всем нам. Энергичный характер и неугомонность. От неё исходила инициатива сходить на рыбалку или посидеть у костра на берегу реки Кинель, да просто организовать вечеринку, когда пилотам делать нечего, особенно зимой.

Мы собирались в её большом доме, на крутом берегу реки Кинель. Её отчим дед Карпей был гостеприимный и очень любознательный человек. Старый железнодорожник, прошедший путь от кочегара до машиниста паровоза. Любил посидеть с нами, выпить, после чего начинал рассказ о своей работе, в юности и годы войны.

-Нужно было знать железнодорожное полотно, как свои пять пальцев, соответственно держать пар в котлах. Особенно было трудно во время войны в районе станции «Кинель». Там сходятся Сибирская и Средне Азиатская железная дорога, нужно было выдержать график движения. Грузы на фронт шли непрерывным потоком, за срыв каралось сурово. Там постоянно находился член правительства. Не простая это была работа.

А потом он расспрашивал нас, как и почему летает самолёт? Мы старались, как могли популярно объяснить ему.

-Очень уж лежит у меня душа к технике, не было возможности, а то бы я, непременно выучился на лётчика, говорил он и постепенно засыпал.

И ещё дед Карпей был большой грибник. Любимым его грибом были грузди. Он нам объяснял, что с незапамятных времён груздь славится, как самый знаменитый гриб русской кухни. Каждый год, пока он мог ходить, ко дню авиации, в августе, он передавал с Лидией Максимовной для лётчиков небольшой бочонок соленых груздей. Наши «девчонки» медработники покупали в соседней с аэродромом деревне молодой картофель и отваривали его в большом чугуне

Грузди с чабрецом, смородиновым листом, и ещё известными только ему, деду Карпею, приправами, были хрустящими, сочными и ароматными. С молодой отварной картошкой, посыпанной укропом, эти грибы были особенным угощением. Все на аэродроме, только и говорили, что сегодня день «Деда Карпея»

Вот эти медики: Лида Сафронова, Лена Сазонова, Валентина Хайко, Тоня Гаврилова, Людмила Аристова, Галя Хорина и другие следившие за нашим здоровьем на аэродромах теперь уже на пенсии. И вновь они среди нас, лётчиков, командуют нами, «не дают» лишнего, словно завтра в полёт.

Вообще о стартовых работниках лётного училища нужно сказать особо. Работа их связана с постоянным пребыванием на лётном поле, на старте. Рядом с взлетающими и приземляющими самолётами, среди курсантов и пилотов. Летом в жару до 30 градусов, зимой полёты проводят до минус 20, в снегу и на ветру. Они одеты в меховую лётную форму, сами не мёрзнут и курсантам не дают, заставляют двигаться. И никто не простывал и не болел. Они, эти хрупкие девчонки, были готовы в любую минуту оказать помощь, и не раз успешно это делали.

В частности, в 1970 году, зимой, на взлёте на Яке у меня в момент отрыва на скорости 140 км в час разрушилась стойка шасси, самолёт перевернулся, и продолжал двигаться хвостом вперёд, поднимая столб снега с паром от горячего двигателя. Первой у самолёта оказалась Лида Сафронова и оказала первую помощь мне и молодому пилоту-инструктору Серёже Шумакову.

Они постоянно следили за самочувствием курсантов после посадки, после выполнения высшего пилотажа в зоне. А как они переживали за исход полёта вместе с инструктором, когда его курсант выполнял первый самостоятельный полёт.

Благодаря им, в лагерях, где были полевые кухни никогда, никто не заболел от некачественной пищи.

Конечно, мы по секрету брали наших девчонок в воздух. На Яке показывали им некоторые фигуры высшего пилотажа, что бы они знали, какие перегрузки мы испытываем в воздухе.

Теперь, «наши девчонки», Лида Сафронова, Лена Сазонова, Тоня Гаврилова хотя и на пенсии, но продолжают свою благородную службу, держат в поле зрения своих пилотов. Они и врачи, и медсёстры, и психологи. В любой момент спешат на помощь, если одна не может, идёт другая. С таким бескорыстным вниманием к пилотам, с которыми проработали вместе много лет, я столкнулся впервые в Бугуруслане.

А у Лидии Максимовны так уж сложилось судьба, сначала забота о престарелых родителях затем и сейчас о больном брате Василии Сафронове, да и о «семье», «семья» это пилоты пенсионеры.

Прихватило сердце у Сергея Акишина, а он живёт в соседнем городке Похвистнево, и Лида на автобусе едет помогать советом, успокаивает его жену Раису, привозит лекарство.

Горе у Михаила Евстропова, он в Курумычах живёт, и Лидия Максимовна едет в Самару. Организует похороны его жены, поминки, находит слова утешения для его детей и внуков. Так уж сложилось, что бы ни случилось, в первую очередь, обращаются к ней, Лидии Максимовне. Есть такое понятие беспокойный человек: этим человеком является Лида, которую знают все лётчики училища и сотни, сотни пилотов запомнили её, когда учились в училище. Общаясь с ней, гуляя по улицам города, я понял, её знает весь город.

Ещё несколько дней я навещал каждого моего товарища, радовался за них и их детей и внуков.

Василий Васильевич Андреев выделил нам микроавтобус и мы:Лида Сафронова, я, Тоня Гаврилова и Лена Сазонова с мужьями, Владимир Винокуров, Сергей Акишин и ещё три молодых пилота-инструктора съездили на кладбище. Возложили цветы на могилы наших учителей и наших ровесников, преждевременно ушедших из жизни, и помянули их.

В. Сарафанов.

Уходят из жизни пилоты,

Положенный срок не прожив,

Но в небе гудят самолёты,

. Пилотов зовущие жить.

Сыны подрастают и внуки.

Их небо призывно зовёт,

И, помня отцовские руки,

Они поведут самолёт.

Уходят из жизни пилоты,

Штурвал оставляя другим.

А в небе поют самолёты

Пилотам заслуженный гимн!

С радостью, за моих прекрасных друзей, и с гордостью я прощался с ними на перроне вокзала города Бугуруслана с надеждой, что снова вернусь сюда.

Было тихо, изредка слышались сигнальные свистки маневрового тепловоза. А с расположенного рядом аэродрома «Александровка» доносилось моторное «пение» самолётов. Несколько в стороне от вокзала, на малой высоте, пролетал Ан-2 . Он, словно напомнил о себе, «Я тоже ваш старый, верный друг, не забывайте и меня». И мы дружно поприветствовали его, махая ему руками.

О ДРУЗЬЯХ-ТОВАРИЩАХ.

В. Передреев.

Может быть когда-нибудь поймём:

Годы лучшие куда умчались,

Почему друзей не узнаём,

Почему так долго не встречались.

Инеем осели на висках

Белых облаков следы седые.

Но всегда останутся в глазах

Юности просторы голубые.

Чтоб душе совсем не заржаветь,

Жизни до конца не расплескаться.

Нам, друзья, осталось не стареть

И почаще вместе собираться.

Может, улыбнешься, Капитан?

Улыбнись, как прежде улыбался.

Пусть бушует жизни океан.

С юностью нам рано расставаться.

Рига. Москва-Шереметьево.

Однако вернёмся в 1971 год. Осенью этого года мне подписали рапорт на перевод в Латвийское управлёние ГА, где мне предложили переучиться на самолёт ИЛ-18. Теперь я летал во все уголки страны, в том числе и в Заполярье, где мой герой книги « Два капитана» Саня Григорьев – капитан на бомбардировщике топил вражеские транспорты. На горящем самолёте произвёл посадку вблизи берега, где и нашёл остатки экспедиции капитана Татаринова. Из Риги в 1973 году я был переведён в Москву для полётов на международных линиях. Летал два года на Ил-18, затем переучился на самолёт Ту-154.

Мои полёты были, конечно в мирное время, на надёжных самолётах. Даже при отказе двигателя на Ту-154, во время взлёта, на Шпицбергене- это 78 градус с. ш. Благополучно пересёк Баренцево море на двух двигателях и приземлился в Мурманске. Это событие пассажиры даже не заметили. Для современного воздушного корабля такой полёт является рядовым, не представляющим опасности.

Мне открылись страны Европы, Африки, Ближнего Востока и Юго-Восточной Азии. Полёты на Американский континент и на Кубу выполнялись на самолёте Ил-62. На мою просьбу знакомые члены экипажей, летавшие на Кубу, ничего о событиях 1962 года узнать не могли, не смогли мне помочь, узнать, что - либо о судьбе Ивана Фёдоровича Карелина. О просьбе Марии Васильевны я помнил всегда.

Этот вопрос, тогда еще, был в тени. Такие же неопределённые ответы я получил в Москве в 1971 году. Мне отвечали, "Ещё не время, эти материалы закрыты".

ГЛАВА ШЕСТАЯ. НА КУБЕ

Карибский кризис 1962 года.

Тайфун «Фредерик».

На Русском Мемориальном кладбище.

В 1979-1980 годах лётные экипажи, Центрального Управления Воздушных сообщений ( ЦУ МВС ), оказывали помощь в авиационных перевозках авиаторам Кубы. В числе этих экипажей оказался и я. Нас было три экипажа, и летали мы на самолёте Ту-154Б по странам Карибского бассейна. Сорокоградусная жара, горные аэродромы, короткие полосы послужили прекрасным испытанием для самолёта. Самолёт получил высокую оценку и впоследствии был приобретён Кубой.

По прибытию в Гавану, я стал наводить справки о событиях 1962 года и участии Советских людей в защите острова от американской интервенции. Работники посольства, в том числе и военные, говорили о том, что им было известно. Но самое главное, я узнал, что в окрестностях Гаваны есть новое Русское кладбище, где захоронены погибшие Советские люди в 1962 году.

Тогда, в1962 году, мировое сообщество переживало тревожные дни. Всех держал в напряжении Караибский кризис, разразившийся в октябре 1962 года.

Узнав о Советских ракетах на Кубе, США объявили о морской блокаде острова Свободы. Сегодня мы многое знаем о тех событиях, о секретной операции «Анадырь»-тайной переброске Советских войск на Кубу.

Как вспоминает участник этих событий, гвардии полковник В.П. Петров. «На строго секретном ночном совещании, в присутствии высоких чинов ракетной армии, командующий армией генерал-лейтенант авиации П.Б. Данилевич информировал присутствующих».

-Ввиду сложной международной обстановки 10июня 1962 года партия и правительство приняло решение: о посылке большой группы Советской войск и ракетной техники. Их предполагается разместить на территории одной дружеской нам стране.

В сжатые сроки были приняты решения по кадровому составу, отбору частей и соединений, видов и родов войск и отправке их на кораблях из Севастополя. В течение нескольких дней в Севастополь прибыли участники операции, в пунктах сбора их переодевали в гражданскую одежду и выдавали на руки личное оружие. В числе высокого офицерского состава был и полковник Иван Фёдорович Карелин.

Всем им предстояло преодолеть восьмисуточный переход на теплоходе «Латвия» и оказаться на Кубе. Куда они плывут и зачем они узнали только в Атлантическом океане, когда заместитель командующего группой войск генерал-лейтенант Б.Данкевич вскрыл секретный пакет и объявил содержание личному составу.

Так, в июле 1962года, многотысячная группировка Советских войск оказалась на Кубе. Свидетель тех событий В.П. Петров занимавший должность секретаря Парт комиссии в Политуправлении группы советских войск на Кубе.

-В короткий срок были рассредоточены и приведены в боевую готовность ракетные комплексы и другие рода войск. Этого требовала и складывающая обстановка. Провокационные действия американцев с применением оружия во второй половине октября 1962 года достигли своего апогея, критической точки. 23 октября премьер-министр и главнокомандующий РВС Рауль Кастро объявил военное положение и отдал приказ поднять по тревоге вооружённые силы и все военные формирования. Страна готовилась к отражению спланированной американской агрессии.

За одни сутки всё побережье в сторону Карибского моря покрылось окопами. Их заняли не только военные, но и гражданские лица всех возрастов и пола, готовые умереть за свою Родину. Соответственно все части и соединения группы Советских войск, и ракетные комплексы были приведены в полную боевую готовность.

Повышенная бдительность оказалась вполне оправданной. 30 октября было нападение с моря в провинции Ориента. Американские самолёты непрерывно атаковали торговые суда. Первого декабря была предотвращена попытка большой группы диверсантов, высадиться и закрепиться в провинции Гавана. На всём побережье шли бои, отражались атаки американцев. «Только с 16 октября по 15 ноября американские самолёты 121 раз нарушали воздушное пространство Кубы. Фактически шла необъявленная война»- В.С. Фролов. «Покой нам только снится» стр. 167 М… 2005г.

А на любой войне без потерь не обходится. Наравне с кубинцами погибали участники группы Советских войск. В те горячие дни погибших хоронили непосредственно там, где шли вооруженные столкновения.

Переговоры между СССР и США велись в это время круглосуточно и очень трудно. В конце концов, разум победил. СССР в ноябре 1962 года демонтировал комплексы ракет средней дальности, были так же убраны самолёты Ил-28. Через три месяца были демонтированы американские ракеты в Турции и Италии.

Начиная с 1963 года, началось отправление на Родину основных сил Советских войск. На острове Свободы оставались специалисты, которые помогали военным Кубы в укреплении национальной армии. Работали они в тесном контакте с руководителями Кубы и легендарным героем Кубинской революции Эрнесто Че Геварой. И ещё остались в кубинской земле по всему южному побережью известные и неизвестные захоронения советских людей.

Вот такую краткую историю о событиях 1962 года я узнал от

самих кубинцев и по воспоминаниям участников этих событий на Кубе.

Перед отправлением на Кубу наши экипажи прошли необходимую подготовку. Основное внимание было уделено климатическим особенностям Центральной Америки. Преподаватели по метеорологии учебного центра ЦУ МВС рассказали нам о возникновении, путях движения тропических циклонов в Карибском море, и около побережья Мексики, которые называются там ураганами, и которым даются женские имена, а более мощным ураганам мужские.

В своём большинстве члены экипажей имели уже большой опыт полётов и были знакомы с циклонами Индии, Бенгальского залива и тропической Африки, но там были свои особенности.

Жаркая солнечная погода, тёплое море с прекрасными пляжами, и так изо дня в день. Создавалось впечатление, что это прекрасный райский уголок земли. Но оказалось, что здесь всё может измениться за несколько часов, в чем мы убедились, сложили даже стихи.

Фронты, циклоны, ураганы…

Мы их встречали у Гаваны,

Мы их встречали днём и ночью

И убедились в том воочию

Как всё превращается в кромешный ад, и было это так. Девятого сентября 1979 года нам предстояло лететь в город Ольгин, что на востоке Кубы, в семистах км от Гаваны. На консультации у синоптиков они обратили наше внимание на карту, где флажками отмечен путь тайфуна «Фредерик.» Двигался он непредсказуемо, с резким изменением направления. Но, учитывая, что господствующее направление его в сторону Флориды, синоптики рекомендовали отложить вылет до утра, тогда будет ясно или он пройдёт мимо или заденет Гавану.

Мы не стали рисковать, так как могли не вернуться обратно, рейс отменили.

По дороге в отель мы наблюдали суматоху на улицах: закрывались окна, ставни, убирались стулья и столы уличных кафе. Птицы с криком спешили спрятаться от непогоды, в известным им места. Набережная Гаваны Меликон, где счастливые и влюблённые проводят до утра, удобно устроившись на разогретом за день парапете, была пустынная. На большой площади, где установлен памятник, первому латиноамериканскому марксисту, Хосе Марти, было безлюдно, только ветер гонял отрывки бумаги, да ветки, сорванные с деревьев. Город жил в напряжённости, в ожидании непредсказуемой стихии.

В гостиницу «Капри» вернулись засветло. В отеле то же была суета, закрывались плотно окна, по номерам разносили свечи, на случай отключения электричества. Оказалось, было получено штормовое оповещение, и все готовились к встрече урагана. Из нашего посольства нам то же сообщили о приближении урагана и просили не покидать гостиницу, ждать последующих указаний. Из окна отеля было видно, как с внешнего рейда морские корабли цепочкой тянутся мимо старинной крепости Эль Морро, через узкий канал, во внутреннюю гавань Сан-Ласаро, ища спасение от надвигающейся непогоды.

Быстрее обычного сгущались сумерки. Стало быстро темнеть, заревело и застонало небо, задымились чёрные тучи, ветер набирал силу, пошёл дождь. Над морем уже были видны непрерывные сполохи.

Вечно весёлые кубинцы притихли, смолкли их голоса, в глазах сквозило тревожное ожидание.

Не прошло и часа, как неожиданно ветер огромной силы обрушился на город. Вокруг всё загудело, дребезжали рамы и стёкла, казалось высотное здание отеля начало раскачиваться. Дождь усиливался и превратился в сплошной поток воды. А точнее это был небесный водопад. Грозовые непрерывные стрелы атаковали водную и земную поверхность.

Вода не успевала стекать с крыши отеля по своим стокам, и она устремилась по лестничным пролётам, заливая коридоры, попадала в комнаты. Погас свет, отключился телефон. В некоторых номерах набралось воды столько, что плавала обувь.

Так продолжалось до утра, постепенно сила ветра стала ослабевать, разрушающие потоки воды ослабли, но дождь продолжался ещё день и ночь, не сильный, но шёл. Нам стало понятно, в такой момент стихии человек бессилен.

Но уже 12 сентября появился свет, заработал телефон, вышли газеты, на их страницах мы увидели на фото страшные разрушения и беды по всему городу. Были затоплены нижние этажи, размытые целые улицы. На большом фото в газете «Гранма» на аэродроме Хосе Марти образовалось большое озеро, затопленные стоянки и самолёты на них. Наш Ту, стоявший у аэровокзала на возвышенном месте, был невредим. Несколько самолётов компании «Кубана» затопило. К двум самолётам Ил-62 советскому и китайскому вода подступила под обрез фюзеляжа, повредила приборное оборудование, установленное там.

Нам стало ясно, мы не скоро взлетим с этого аэродрома. На моём столе лежит пожелтевшая газета «Гранма» за 13 сентября 1979 года № 218, на её страницах вновь вижу на фото те бедствия причинённые тайфуном «Фредерик», читаю: «За 48 часов на Гавану и её окрестности выпало 540 мм осадков. Нетрудно представить, что натворил этот полуметровый слой воды.

Ураган потерял силу и растворился у берегов Флориды. На острове уже ласково светило солнце, как бы прося прощение за стихию. Дул лёгкий ветер с океана, только океан не мог успокоиться, и ещё несколько дней, его огромные волны, накатывались на набережную, разбиваясь о камни и бетон, заливая брызгами прибрежные улицы.

Всё население Гаваны вышло на ликвидацию последствий урагана. Наши экипажи то же участвовали в этом мероприятии вместе с сотрудниками авиакомпании «Кубана», в которой мы работали. Они называли эту работу «субботником», переняв эту традицию у нас. Все дружно убирали поваленные деревья, засыпали промоины на дороге, вставляли стёкла. Работали все независимо от занимаемой должности.

Наступила обеденная жара, все возвращались в свои офисы, и пили свой любимый кофе и курили сигары. Нас угощали тем и другим. Кофе мы разбавляли водой, уж очень оно было крепким и густым. Любители курить, выдерживали только несколько затяжек, вызывая смех у кубинцев.

Мы знакомились, многие имена помню и сейчас. Эрнесто Хосе, Сальвадор, Рауль. Многие учились лётному делу в СССР, неплохо говорили на русском языке.

Вот от них я узнал более подробно, что некоторое время назад, по инициативе Революционного правительства, и лично Фиделя Кастро, было принято постановление об увековечении памяти погибших Советских людей, при защите Кубы от иностранной агрессии в 1962 году. А так же перенесения захоронений с места боёв на специальное мемориальное кладбище под Гаваной.

Используя свободное время, мы знакомились с Гаваной и её окрестностям. Побывали в музеях, театре, аквариуме, на легендарном корабле-шхуне «Гранма», там же, рядом, лежат обломки сбитого американского бомбардировщика. Побывали в доке, где ремонтируют советские суда. Купаться ездили на пляж «Санта-Мария, посмотрели пионерский лагерь, типа нашего бывшего «Артека».

Аэродром Хосе Марти всё еще не работал, и мы не теряли зря время.

Мы ещё побывали во многих костёлах, восхищались их архитектурой и чудесными витражами в них.

Нужно сказать, что революция не закрыла ни одну церковь, не подвергла преследованиям ни одного священника. Государство проявляет уважение к любой религии и всем верам. Наиболее почитают кубинцы Святого Лазаря – защитника униженных и бедных.

Мы увидели кубинцев, как страстных патриотов не только на словах но и на деле. Нигде на земле нет более жизнерадостных людей, им присуще веселье, танцы и любовь.

Они успешно трудятся на заводах и фабриках. Прекрасные лётчики. На плантациях сахарного тростника, в рубке которого нет им равным, ловко рубят его и левой, и правой рукой Они успешно выращивают табак. Сигара кубинская была и остаётся одной из самых дорогих табачных изделий в мире, на этом острове практически идеальные условия для выращивания табака.

По моей просьбе, руководство «Кубаны» без проблем выделило нам микроавтобус, для поездки на Русское кладбище.

Мы увидели ухоженные могилы, украшенные множеством неувядающих цветов. Это было не братское захоронение. Здесь каждое захоронение было отдельное, даже если это был неизвестный человек. На мраморном надгробии стояли надписи: Капитан медицинской службы или майор артиллерист. Но в основном указаны звания и фамилии.

Мы молча шли между рядами могил, словно вдоль строя, и перед нами возникали образы молодых воинов, офицеров, различных званий и родов войск, молодых женщин и красивых девушек из медсанбатов.

Нам, лётчикам – международникам, довелось побывать на братских могилах и отдельным захоронениях на городских кладбищах в странах Европы, Юго-восточной Азии. Мы склоняли головы перед теми, кто ценой своей жизни спас мир от фашизма, кто защищал народы Кореи и Вьетнама. И вот здесь, далеко за океаном, наши соотечественники, многие наши ровесники, до конца выполнявшие свой интернациональный долг, погибли и навечно остались в земле Кубы.

Их захоронили, как интернациональных героев, отдали последние почести. Кто принимал такое решение, понимал: «Что им уже ничего не будет нужно», ЭТО НУЖНО НАМ, ЖИВЫМ.

В день 7 ноября, на Кубе это праздничный день. Благодарные кубинцы, словно паломники, нескончаемым людским потоком идут на это святое место, отдать дань Советским людям, погибшим защищая свободу и независимость республики.

Кубинские комсомольцы здесь дают клятву беречь и защищать свою Родину. Молодёжные комсомольские организации существуют, и по сей день.

Я ускоряю шаг, стараюсь не пропустить ни одно из захоронений. Ищу, ищу знакомую мне фамилию. Останавливаюсь, не верю своим глазам, да чётко золотом написано: Полковник Карелин Иван Фёдорович.1915-1962г.г.

Меня уже зовут товарищи, подходит бортрадист Анатолий Федин.

-Что, знакомый, родственник?

-Нет, Толя, этого человека я не видел и не знаю. Но знаю его жену Марию Васильевну и дочь Катерину Карелину.

На аэродроме Хосе Марти всё ещё откачивали воду. Полоса медленно освобождалась от воды и, наконец, на облегчённом самолёте с минимальной заправкой мы взлетели с отрезка полосы и перелетели на аэродром Варадеро, что в сотне километров от Гаваны.

Варадеро было любимое место пиратов, американских богачей времён Батисты и советской элиты. В наши дни открыто для всех имеющих деньги.

Варадеро- уникальная коса уходящая в море на несколько километров со своим особым микроклиматом, чистейшими пляжами, кристально чистой водой. С этого аэродрома мы летали в Панаму Никарагуа.

Время нашей командировки подошло к концу, нас меняли другие экипажи.

С бортрадистом Анатолием Фединым и его братом Борисом –работником нашего посольства, на его машине, приехали на кладбище и возложили цветы от жены и дочери на могилу Карелина Ивана Фёдоровича, и я ещё наполнил шкатулку землёй с его могилы.

ГЛАВА СЕДМАЯ. ПОИСКИ МАРИИ ВАСИЛЬЕВНОЙ.

В родном доме.

На сельском кладбище.

Необычное волнение и чувство испытываешь, когда возвращаешься в родные края. Не отрываясь от вагонного окна, всматриваешься в знакомые места. Вот уже позади станция Дёма, это пригород Уфы. В поле зрения Уфимские кручи, над ними в вышине, над рекой Белой в небесной синеве стремительный всадник на бронзовом коне.

Стучат колёса по стыкам рельсов, слегка покачивается вагон. Поезд мчится внутри ажурной конструкции- моста через реку Белую. Наконец, он вырывается на простор: справа огромная гора, вдоль которой, у её подножья расположились многочисленные станционные постройки, депо и большой вокзал.

С людским потоком я шагаю по перрону, спускаюсь в подземный переход, ведущий под многочисленными путями и вокзалом, и оказываюсь на большой площади.

Передо мной, в вышине, на склонах и на самой горе начинается город Уфа. Отсюда с подножья берут начало несколько улиц. Трамваи, автобусы, автомобили, огибая гору и по ложбинам медленно, цепочкой тянутся вверх. Наконец, преодолевая подъем, оказываются в старинной, красивой части города, расположенном на огромном Бельском утёсе.

Оглядываясь на сотни лет назад, можно только удивляться, насколько мудры были наши далёкие предки, выбирая такие безопасные, удобные и прекрасные места, для своих поселений.

В этом удивительном городе, где мне многое известно, нужно найти дом Марии Васильевны. На адресе пометка рядом парк имени Ивана Якутова, напротив стадион «Труд». Места хорошо знакомы мне, я их помню с детства. В парке была детская железная дорога, и мы школьники, приезжали покататься на маленьком пассажирском поезде. Машинисты, кондукторы и весь персонал этой дороги, были Уфимские школьники. Как мы им завидовали!

Через полчаса я был на улице Ленина, перед входом в парк По номерам домов определил, необходимо вернуться в сторону вокзала. Вот и нужный мне номер дома. Кирпичный довоенной постройки дом. Нахожу нужный мне подъезд, поднимаюсь на второй этаж. Большой коридор, заставленный различными вещами и мебелью. Кто-то не успел определить не распакованную её в своём жилье.

Передо мной нужная мне дверь. На короткий двукратный звонок, дверь открыла молодая женщина в ярком, национальном халате, смуглым лицом, длинная чёрная коса до пояса.

-Нет, это не Катя.

-Вам кого?

Она удивлённо смотрела на меня, словно вспоминала кого-то.

-Здесь живёт Мария Васильевна?

-Такой у нас нет, мы недавно въехали в эту квартиру, и я не знаю кто здесь жил до нас. Так, что простите, помочь ни чем не могу, она развела руками и закрыла дверь.

Возможно, случайно, а может, услышав наш разговор, словно угадав мои мысли, опросить соседей из квартиры расположенной рядом, неожиданно открылась дверь и вышла пожилая женщина.

-Простите, обратился я к ней, вы наверно знали жильцов квартиры номер двадцать один.

-А вы, кем им приходитесь? Спросила она.

-Да просто знакомый, я лётчик из Москвы.

-Вижу, что лётчик.

-Мне очень нужно видеть Марию Васильевну.

Может моя красивая форма синего цвета, нарядная фуражка, притупила её бдительность. Она показала рукой на свою дверь.

-Заходите, здесь не место для разговора

Я оказался в уютной комнате.

-Присаживайтесь к столу, я Зоя Михайловна, сейчас угощу вас чаем с земляничным вареньем, лечебное, сама собирала.

-С удовольствием, Зоя Михайловна согласился я, рассчитывая разговор на дальнейший.

-Как вас звать величать?

-Зовут меня Леонид.

-Так вот, слушай Леонид. Марию Васильевну, её дочь и зятя, их детей я прекрасно знаю. Катя и Женя оба врачи, прекрасные люди. Не то, что новые соседи, даже не хотят познакомиться. Слушай дальше, Мария Васильевна часто болела, жаловалась на сердце, её муж погиб где-то в чужой стране. Это был для неё большой удар.

-Но где же Мария Васильевна сейчас, что с ней?

-Умерла она, внезапно тихо, как сидела на кресле, просматривала фотографии, так и уснула вечным сном. После похорон вскоре ребята получили новую квартиру в районе Сельхозинститута. Обещали когда устрояться, приедут за мной и покажут, как устроились на новом месте.

- Зоя Михайловна, а где похоронена Мария Васильевна? Мне необходимо побывать на её могиле.

Я рассказал о нашей случайной встрече с Катей в первый и второй раз, и как я познакомился с Марией Васильевной. Она просила меня узнать, что- либо об обстоятельствах гибели её супруга, Ивана Фёдоровича Карелина.

-Мне удалось найти место захоронения Ивана Фёдоровича на далёком острове Куба, я привёз горсть земли с его могилы.

-А где такой остров?

И я ей подробно рассказал, где остров, кто такие кубинцы, и как попал туда Иван Фёдорович .

-Прости меня, Господи, я даже фамилию не знала Марии Васильевны, называла всегда по имени, да и фамилию её ребят не знаю, как-то ни к чему это было.

Как бы обрадовалась Мария Васильевна, узнав от вас, что вы выполнили её просьбу. Узнали где его могила и даже привезли горсть земли с места его упокоения. Для неё это было бы лучшее лекарство.

-Вот почему, теперь мне так важно, Зоя Михайловна, найти её могилу. Она почему-то верила, что я обязательно узнаю, где похоронен её муж. Просьбу её я выполнил, но как видите поздно. Так хоть поклонюсь её праху, доставлю землю на её могилу.

- Её похоронили на Родине в родном посёлке Урман. Это в двух часах езды на электричке, да и автомобилем можно доехать.

-Зоя Михайловна я прекрасно знаю это место, это в десяти километрах от моего родного дома. Мне Катя рассказывала, что они живут там, но должны были переехать, ещё в 1960 году, на новое место службы Ивана Фёдоровича.

Зоя Михайловна подробно рассказала, как найти могилу в новой части кладбища, что рядом с одноименной станцией.

Мы тепло распрощались. Я оставил свой адрес и попросил её, когда объявиться Катя, пусть напишет мне. Я ей всё объясню, как нашёл могилу её отца, и выполнил просьбу её мамы.

Я уехал к родителям в посёлок Кудеевка. Своё обещание, данное родителям перед отъездом на учёбу в лётное училище, построить дом, большой, на горе и под железной крышей, когда стану лётчиком - я выполнил.

Мы сидели за столом, в большой светлой комнате. Всё было привычное и родное. На полу само тканные ковровые дорожки. Одну стену украшал ковёр, привезенный мной из Египта. На другой стене большие фотографии родителей и моего дяди Матвея Александровича репрессированного в 1937 году, и реабилитированного в 1957 году. Так же было несколько рамок с многочисленными семейными фотографиями. В простенке между окнами висела репродукция картины, изображающая косцов: сына, мать, отца и деда, скашивающих траву, на опушке леса, трава была словно сказочный ковёр. Эту картину я помню с детства, за долгие годы, она потеряла свои яркие краски, но по- прежнему волновала нас, и была любимой картиной мамы.

Родители уже знали, что её написал художник А.А. Пластов и называется она «Сенокос», чей подлинник находится в Третьяковской галерее в Москве. Это я им рассказал, после того как сам побывал в галерее и увидел её там.

В углу образ Николая Чудотворца, покрытый старинным самотканым рушником, с вышивкой.

В такой умиротворённой, блаженной обстановке мы вели беседу.

-Думала ли я, что доживу до таких счастливых дней. Сколько я молилась за вас, детей и мои молитвы услышал Господь.

Она перекрестилась, поклонилась образу Николая Чудотворца.

Отец как всегда молчаливый, после выпитой рюмки начал философствовать. «Видишь, сынок жизнь хорошая штука, но она эта жизнь и жестокая. Как она тебя потрепала в молодости. Но ты сам убедился, если человек чего-то добивается, борется, не отступает, затрачивает много усилий, он добивается успеха.

-Папа, спасибо за хорошие слова, спасибо за твой подарок книгу «Два капитана». Эта книга, вдали от вас, была для меня вместо родительского наказа и совета.

Да и жизнь, эту жестокую штуку ты отец то же победил. Приложил намного больше усилий, чем я. Беспризорник, не потерялся в её хитросплетениях, прошёл две войны, выучился, вырастил детей. За что мы дети благодарны вам с мамой.

Я рассказывал родителям о своих полётах, заморских странах, приключениях, превратностях судьбы. О том, как встретил девушку Катю в 1960 году, из соседнего посёлка Урман, а затем неожиданно с ней же в 1970 году. О просьбе её матери Марии Васильевны узнать, что- либо о судьбе её мужа погибшего на Кубе. Рассказал, как нашёл его могилу в окрестностях Гаваны. Привёз землю с этой могилы, но передать её некому, Мария Васильевна недавно умерла, похоронена в Урмане.

Господи! Вымолвила мама, я ведь помню эту девушку Катю. Она приезжала к нам, ещё в старый, маленький дом. Это было через год, может два после твоего отъезда в Среднюю Азию. Расспрашивала о тебе. Рассказывала, что ты повлиял на её судьбу. Я как-то холодно приняла её, тогда ведь много писем приходило на твоё имя. Я считала это всё несерьёзно. Знала, что ты переписываешься с Галей, о чём и рассказала Кате, даже дом показала, где её тётя живёт. Она очень огорчилась. Выпросила твоё фото и уехала. А я тебе даже и не рассказала о этом событии думала, это тебе не нужно.

Значит, Мария Васильевна видела мою фотографию, поэтому и говорила в ресторане: «что похож, только в другой форме»

На следующий день, который был пасмурным, шёл дождь .Мой товарищ, главный инженер Керамического завода Геннадий Морозов на машине Газ-69 увёз меня с мамой на кладбище в Урман.

В тени огромных тополей , за аккуратным деревянным забором, располагалось старинное деревенское кладбище. В старой части могилы расположены хаотично, памятники и кресты были поросшие мхом, некоторые повалились и за давностью лет просто разрушились. Здесь росли и цвели только многолетние цветы, да старые тополя и берёзы шумели над головой. Никто за этими могилами не ухаживал, близких не было, а дальние родственники никого не помнили, а может их уже и не было.

По рассказу Зои Михайловны мы без труда, в новой части кладбища нашли чёрный холмик, с недавно подсыпанной землёй, обложенный керамической плиткой

С фотографии, на мраморном надгробии, на нас смотрела красивая, улыбающаяся женщина. Ниже надпись Карелина Мария Васильевна 1917-1979г.г.

Всё говорило, что здесь недавно кто-то был. Может Катя, а может родственники.

Я рассыпал сухую, красноватую землю с последнего упокоения её супруга Ивана Фёдоровича. Мама зажгла поминальные свечи, возложила венок из живых цветов к надгробью и прочитала молитву «За упокоение души» умершего.

Был полдень, моросящий дождь перестал, серое небо просветлело. Тучи на глазах разошлись. Ярко засияло солнце, разливаясь по всему небу. Его лучи, как бы играли, согревали нас и несли какую-то неведомую благодать.

-Такое явление, как сегодня, не всегда бывает, только в большие святые праздники. Возможно, сейчас их души встретились – проговорила мама.

За фотографию я спрятал записку.

«Землю с Кубы, с могилы отца, я привёз

и рассыпал на могиле вашей мамы».

«Капитан».

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ТРЕТЬЯ ВСТРЕЧА С КАТЕЙ.

Самый надёжный транспорт.

Пилот и небо.

С чего начинается Родина.

Бывает и такое…

Годы шли один за другим, и уже начали отсчитывать новый век. Я всё ещё летал. Мои воздушные трассы пролегали на далёкие острова в Индийском океане, на Канары, в Африку и конечно в страны Европы.

К счастью, как говорят философы, человеческая память имеет свойство сохранять только хорошее, отправляя глубоко в подсознание плохое. Возможно это так. Но у лётчиков наоборот, память особняком хранит наиболее опасные моменты в лётной деятельности. Это пожары, падения, полёты во Вьетнам, Анголу, Афганистан, в мир иной друзей как провожали, малярией, как болели, вылечились и снова полетели.

Только память держит пилотов на плаву, когда они расстаются с небом. Делает их жизнь объемной, содержательной. Снова и снова они возвращаются к, воспоминаниям о минувшем, как бы стараясь прожить свою лётную жизнь ещё раз, но уже более осмысленно, без суеты и риска.

Лиши лётчика, да и любого человека, памяти о прожитых годах, и дальнейшая жизнь потеряет всякий смысл.

Уважаемый читатель, из выше сказанного не подумай, что в каждом полёте нас подстерегают опасности. Это далеко не так. Из моего опыта полётов по всему миру, могу сказать, что 90 процентов всех полётов выполнялись при хорошей и отличной погоде и не представляли никакой угрозы или опасности для жизни пассажиров.

Судите сами, за год мой экипаж налетал 650 часов, выполнил 204 посадки, из них, только две были в предельно сложных условиях. Беру другой год, налетал 647 часов, 218 посадок, и только три, в самых сложных условиях. На остальные примерно восемь процентов, это приходятся посадки на аэродромы в пустынях Африки, тропиках Юго-Восточной Азии, на экваторе и на горные. Самые сложные из них в мире, такие как Аддис-Абеба, Сана, Катманду. Замечу, на последние, горные аэродромы, летали только отобранные экипажи.

За десятилетия полётов на эти сложнейшие аэродромы, в лётном отряде, самолётов Ту-154, в Шереметьево не было ни одной предпосылки к лётному происшествию.

Так что смело, могу сказать авиационный транспорт самый надёжный. Случается, но очень редко, отказывает двигатель, это не является опасностью, тяги оставшихся двигателей вполне достаточно для завершения полёта.

К великому сожалению бывают исключения, как в любой сфере человеческой деятельности, которые не должны быть в транспортной авиации, когда незначительная ошибка в действиях экипажа при заходе на посадку, при хорошей погоде, исправной технике, на простом аэродроме перерастает в непредсказуемые трагические последствия.

Из ряда причин таких событий выделяю только одну, на наш взгляд, очень важную, это когда командир корабля обладает каким-то недостатком, не старается избавиться от него, не совершенствуется, рано или поздно он может совершить роковую ошибку.

По этой причине не каждый пилот может быть командиром воздушного судна. Наверно не зря в Советское время, когда уровень подготовки пилотов на порядки был выше, отбор кандидатов на должность командира был особо тщательным. Лётное командование выдвигало кандидата, он обсуждался на совете командиров кораблей, общественными организациями и проходил обязательное собеседование с психологом.

Потому что лётное дело- это наука, требующая тщательного изучения и понимания.

В то прошедшее время нередко неплохие пилоты в части пилотирования, профессионально грамотные, оставались на кресле второго пилота до самой пенсии из-за особого характера.

Писать об этом не хочется, но события последних лет заставляют задуматься.

Для лётчиков старшего поколения, да и молодых то же, прохождение очередной медкомиссии можно считать тревожным жизненным моментом.

Новые методы обследования с компьютерной диагностикой, возраст далеко за пятьдесят, тропики, оставили свой след в организме, но небо держит, не отпускает.

Конечно, это не юношеские порывы летать куда угодно, на чём угодно, порой необоснованно рискуя. Сейчас это осознанная, продуманная во всех деталях работа. Так, что после её выполнения остается удовлетворение такое же, как у скульптора, гончара, или столяра, когда он сам любуется своим творением и которое восхищает других.

Я, как и мои коллеги- лётчики, иду на обследование в медицинский центр. Неделю- две обследования после которого нередко пилот получает приговор и отлучение от неба. Какая это душевная боль понятна только летающему человеку.

Мой сосед по палате тридцатилетний командир самолёта Николай Петухов из Красноярска восстанавливался на лётную работу после автомобильной аварии. Он очень переживал, говорил: «Дмитрич, если бы ты знал, как я боюсь, что мне не дадут больше летать»

Я его успокаивал, вселял в него уверенность, что всё зависит от его личного настроя. Рассказал о своём экипаже, что все латают после авиационной аварии, да и сам более десяти лет летаю после того случая и ещё раз надеюсь пройти медкомиссию.

Внушал ему, что у врачей нет причин запретить, ему летать. И он поверил в себя. Результаты всех обследований стали положительными.

После получения допуска к полётам, как он радовался; словно дитя, обнимал нас, говорил: «Я буду летать, дышать вольным ветром, ветром безбрежных сибирских просторов. Снова начну собирать облака, без них я не представляю себя».

Наверно потому, рассуждал он, что пилот и его самолёт находятся в постоянно меняющейся воздушной стихии. Поэтому каждый последующий полёт отличается от предыдущего. Вот эта новизна ощущений и тянет нас всегда в родное, порой и суровое небо.

-Я вам скажу, продолжал он, великолепное чувство парить над землёй, испытывать радость свободы, собственной значимости и быть господином, хотя бы частицы неба. И ещё он говорил и говорил.

Я прервал его рассказ вопросом.

-Николай, а самолёт Ан-2 нравится тебе?

-Конечно, это неприхотливый, надёжный самолёт-трудяга. Мой механик, Валентин Бетенин, лелеет его, ухаживает, лечит, если что-то вышло из строя. Я всегда нежно постучу по крылу, как бы поздороваюсь, а после полёта обнимаю лопасть винта и благодарю, что не подвёл, затем передаю в заботливые руки механика.

Летаю я на нем на высоте 200-300 метров. Все маршруты известны до мелочей. Я постоянно перечитываю книгу земли: здесь озеро, изгиб реки, затопленная баржа, дом лесника или посёлок золотоискателей.

Приземляюсь на небольшую поляну, забираю охотников, геологов или больного и лечу в город Красноярск. Там я, словно на лайнере, захожу на посадку на бетон полосы.

По необходимости, механик снимает колёса и ставит поплавки. Тогда приводняюсь на озеро или речную заводь, затем не подруливаю, а подплываю к причалу. Каждый такой полёт, с посадкой на воду, оставляет незабываемое впечатление.

Зимой красота продолжал он, на лыжах мы везде можем найти белое пятно, где возможно приземление.

Его восторженный рассказ разволновал нас, командиров, отлетавших не один десяток лет на тяжёлых кораблях.

Как я был рад, что встретил такого романтика, влюблённого в небо и как бы видел в нём продолжение себя и моих товарищей, привороженных к небу.

Мы пожелали ему удачи и авиационного долголетия.

Я и сам с наименьшим волнением вхожу в кабинет председателя ВЛЭК, докладываю, что прибыл для получения медицинского заключения.

Леонид Дмитриевич, не волнуйтесь, мы всё знаем о вашем здоровье за десятилетия наблюдений за вами, говорил председатель. Вы прошли полное обследование, но у вас есть отклонения по статьям 21-2…, продолжал их перечислять. Я насчитал четыре, это много, спишут, подумал и далее слышу «Признан годным к лётной работе» и вручил мне медицинское заключение.

Свидетельство пилота основной документ летающего человека, является документом для всех контролирующих служб, а в некоторых заграничных аэропортах он приравнивается ко второму паспорту для пограничников.

В свидетельстве на английском языке записано. Captain Ту-154, Captain-instructor Ту-154, предельные условия, при которых разрешено выполнять взлёт и посадку. Начальнику штаба остаётся дописать: срок свидетельства продлить ещё на один год.

Медицина пройдена, впереди ещё год лётной работы. Теперь можно расслабиться. Оформляю отпуск, он продолжительный у лётчиков, и я лечу на Родину в Башкирию.

Но да же в полёте, в пассажирском салоне, я продолжаю выполнять как бы свою работу. Ощущаю все действия командира, по часам сверяю пункты пролёта, начало снижения, по выпуску шасси и закрылок определяю расстояние до полосы, начало включения реверса, торможение. Самолёт плавно подруливает к аэровокзалу. Впечатление от полёта осталось прекрасное.

Автобус номер сто первый доставляет меня на железнодорожный вокзал города Уфы.

Первые километры от Уфы электричка мчится по высокому скалистому берегу реки Белой, а там внизу за рекой, безграничные дали. За массивом леса огромное поле, на краю которого ангар. Это учебный аэродром аэроклуба. Там моя лётная колыбель, где я впервые поднялся в небо.

Воспоминания заполняют мои думы. Вот и станция Иглино, где я в 1960 году впервые случайно встретился с романтичной девушкой Катей.

Молодой парк, в котором я убеждал её пойти учиться на доктора, вместе снами тоже постарел. В тени его деревьев не одно поколение молодых людей спорят и мечтают о своих путях, дорогах в будущее.

Может, как мы с Катей, подражая героям В.Каверина, убеждают себя: «Бороться и искать, найти и не сдаваться».

Показались места, где я босоногий мальчишка бегал за ягодами, грибами, пас коров. Всё родное и памятное. Обозначились высоченные заводские трубы, улицы и дома рабочего посёлка. Электричка остановилась, Я на родной земле, с которой начинается моя Родина.

Знакомые дома, школа, дом культуры, старые липы на берегу пруда, по которым мы лазили и прыгали с них в воду, раскачиваясь на «Тарзанке». Кривой мост через пруд и даже глина, налипшая на ботинки, напоминает о былом, о детстве.

Подхожу к родительскому дому, где меня встречает старый клён у колодца, та же скамья у ворот, скворечник у сарая, только новый.

В палисаднике, так же как при жизни родителей, цветут георгины. Перед верандой множество ярких цветов сказочной красоты, всех мыслимых и не мыслимых оттенков. Которые дарят нам свой аромат, согревают нас отражённым лучами солнца и озаряют нашу жизнь. Я кланяюсь им и нежно провожу рукой по ярким бутонам.

В памяти воспроизводится голос и слова мамы: «Цветы живут своей жизнью. Они чувствуют, любят, умеют отличить плохого человека от хорошего, могут узнать знакомого человека, а меня здесь каждый цветок слышит и знает». Здесь мне всё близкое и родное.

У каждого, как и у меня, есть своё родное место, с которого начинается Родина. У одного это город на Волге, другого далёкий таёжный посёлок, куда только самолётом можно долететь, у кого-то она начинается на Малой Бронной, где сквер с Патриаршими прудами и памятником баснописцу Крылову в городе Москве. Однако все места одинаково дороги, потому что с них начинается отсчёт нашей жизни на земле.

Навестив родных и близких возвращаюсь в Уфу, где предстоит встреча с друзьями детства, ныне живущими и работающими в этом городе, пилотами, моими учениками, которым я дал путёвку в небо в училище. Теперь они командиры кораблей. Навестить закадычного друга специалиста по электросварке Пукито Петра Ивановича, живущего на улице Уфимское шоссе.

От железнодорожного вокзала «Уфа» автобус номер 74 доставил меня в центр города. На улице Революционная в хитросплетении порядка номеров на домах, я не сразу нашёл дом номер 97. Зато у подъезда, предупреждённый по мобильному телефону, меня встретил Александр Морозов. Он, узнав, что я приехал навестить его брата Геннадия Михайловича, пригласил непременно побывать у него.

Геннадий-главный инженер Керамического завода, старше меня на пять лет. Я только учился в седьмом классе, он уже заканчивал техникум. В дни летних каникул, он как старший из детей, оставшийся в доме родителей, был главным помощником в семье. Мне казалось, что он умеет выполнять все домашние дела. Научил и меня работать с слесарными инструментами, владеть пилой и топором, ловко управляться косой на сенокосе. При выполнении любого дела он никогда не отдыхал, да и мне не давал расслабиться. Отдыхом он считал смену одного дела другим. В работе он старался выполнять наказ своего дед, Евдокима Кузьмича которому в ту пору было 87 лет, и при случае повторял его слова: «Бегать от работы, всё равно, что бегать от хлеба и воды».

Александр был младше меня, послевоенного года рождения, и уже в свою очередь с моим братом Михаилом тянулись ко мне и перенимали что-то у меня.

Геннадий уже служил в армии, теперь уже я был старшим в нашем кругу.

А вот их сестра Люба, моя ровесница, была моим верным товарищем. Нам с ней приходилось в наши школьные годы много трудиться. Мы помогали нашим родителям в заготовке дров, сена, ухаживать за домашним скотом. Наша дружба была основана на взаимном доверии, привязанности и общности интересов. Соседи, друзья считали, что у нас с ней большая любовь. Так мы были дружны и заботливы друг к другу. Эта дружба сохранилась на всю жизнь, впоследствии мы стали родственниками.

Я в доме младшего Морозова. Волна воспоминаний захлестнула нас. Как росли и трудились мы с раннего детства, имели какие-то обязанности в доме, по мере взросления они расширялись. У нас не было возможности, делать, что хочешь, как хочешь проводить время. Только по большим праздникам нам разрешалось проводить время и заниматься чем заблагорассудится.

Мы вспоминали это время не с горечью и обидой, а с радостью, что это была хорошая школа. Труд для нас, был, как бы основа с чего начиналась большая жизнь. А она начиналась не всегда легко. Поэтому некоторые трудности в армии, жизни нами легко преодолевались.

Наш разговор, незаметно перешел на городскую тему, о работе и жизни в городе.

-Слушай, Дмитриевич, прошло много лет после твоей учёбы в Уфе, когда ты бродил по городу, а он изменился в последние годы. Давай прокатимся по памятным местам, предложил Александр.

С удовольствием, ответил я ему.

Мы на маленькой, но удобной Корейской машине «Матиз» колесим по улицам. Александр показывает и рассказывает, как хороший гид о городе, вникает в детали истории.

-Знаешь ли ты Леонид, что город основан русскими стрельцами под предводительством воеводы Ивана Григорьевича Нагого в 1574 году. А честь 400 летнего добровольного присоединения Башкирии к Российскому государству воздвигнут «Монумент Дружбы»- вот он перед нами.

Побывали мы так же у памятника писателя Аксакова и Героя Советского Союза А. Матросова, жизнь которых, была связана с Уфой.

-Знаешь Александр, будучи молодым лётчиком, я перегонял самолёты Як-18 на ремонт в город Таллин, мне приходилось садиться и отдыхать перед вылетом в городе Великие Луки. Там на берегу реки Ловать, в окружении плакучих ив, я увидел прекрасный памятник нашему земляку Герою Александру Матросову, там он совершил бессмертный подвиг ради жизни на земле.

Мы катились по улицам города и любовались его красотами. Александр рассказывал и рассказывал, что это центр нефтепереработки, машиностроения, лёгкой промышленности, город науки и культуры, город музеев и театров. Он подвозил к театрам и музеям, где мне приходилось бывать. Побывали на огромной площади у правительственных зданий республики.

По его рассказу у меня сложилось мнение, что Уфа важнейший город Южного Урала.

Город изменился, обновился и похорошел. Однако, как и всем старожилам города, да и мне, помнится город шесидесятых-семидесятых годов. Как же он мне нравился! В памяти остались бесконечно дороги те уголки и красивые старинные дома, которые уцелели от нашествия строителей.

Улица Ленина в основном осталась прежней: красивые обновлённые дома, кинотеатр «Родина» в окружении огромных современных зданий сейчас не такой величественный. Красное здание Оперного театра, рядом было трамвайное кольцо и красивый сквер. Ни кольца, ни трамваев здесь уже нет, сквер уменьшился

Вырос Гостиный двор, здания аэроклуба то же нет, его снесли. На месте рынка выросли огромные здания авиационного института.

На улице Пушкина сохранилась липовая аллея, рядом с домами девятнадцатого века выросли административные и жилые дома из стекла и бетона.

Улица Фрунзе 32, здесь величественное здание с колонами на фронтоне надпись БАШКИРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ: рядом с ним выросли новые учебные корпуса и общежития студентов.

Шесть лет я учился в этом храме науки, изучал историю многих стран и народов мира. Здесь я изучал некоторые вопросы развития отечественной авиации. Защитил на эту тему дипломную работу.

Не предполагал и не думал о том, пройдет всего два года после окончания университета, и у меня будет возможность бродит по развалинам и раскопкам древних городов, Ливии, Тунисе, Лаосе. Буду смотреть творения древних в Египте, Риме, Афинах и в городах Юго-Восточной Азии .

Дальше мы поехали и остановились у памятника национальному герою Салавату Юлаеву, установленного потомками в 1967 году, на высоком берегу реки Белой.

Да наше время безвозвратно ушло, но не будем сожалеть об этом, ворчать и критиковать всё новое. Новое всегда лучше старого. Каждому поколению, как говориться, своё.

Мы вернулись домой. Светланы Андреевны, супруги Александра не было. На столе лежала записка, что подогреть и чем закусить. Напиток предлагалось выбрать самим по вкусу.

Хорошо подкрепившись и согревшись, хранившем для такого случая Армянским коньяком, мы мирно беседовали и с наслаждением слушали божественную музыку, написанную американским композитором Эндрю Ллойд Уэббер, из оперы «Призрак оперы». Эта музыка очень редко звучит по радио, хотя одноименный фильм изредка показывают по телевидению.

Звуки этой возвышенной музыки созвучны с чувствами, которые испытывает лётчик, при выполнении высшего пилотажа, или при взлёте на облегчённом корабле, когда он со стремительным ускорением закончил разбег и уходит круто в огромное небо.

Александр расспрашивал меня о дальних странах, о небесных приключениях, о том, как выглядят облака и горы, когда на них смотришь сверху.

-Это правда, говорят, что горы это мозг земли?

-Да я и не задумывался над этим, хотя горные цепи, их складки, похожи на мозг человека, в этом есть что-то реальное. Конечно, в горах заключено много тайн, особенно на Тибете.

Ваш земляк, Эрнст Мулдашев, знаменитый врач офтальмолог, известный путешественник, предполагает о существовании таинственной Шамболы и невидимых людей там, в Шамболе «которые когда-то давным-давно, после Всемирного Потопа, заново воссоздали нас современных людей…в их главной обители- Городе Богов»

Мне посчастливилось, доставлять его небольшую экспедицию рейсовым самолётом, по-моему, в 1999 году, в столицу Непала, город Катманду. Оттуда начинается дорога на Тибет, в «Город Богов»

Обязательно прочти, если не читал его книги «От кого мы произошли» и несколько томов «В поисках города богов»

Да, я даже знаком с ним с гордостью заявил Александр. Это наша знаменитость и гордость.

Это так же гордость и знаменитость не только России. Его имя известно даже во всё мире, поддержал я его.

Я в свою очередь расспрашивал Александра о его работе, о спорте, которым он занимался в молодости. О его достижениях в биатлоне. Интересовался, чем занимается его супруга и где работает.

Неожиданно он предложил, давай, сходим ещё в одно место, пройдёмся пешком по городу.

Я не стал расспрашивать куда, согласился. Мы пересекли улицу Революционную, углубились в квартал и оказались перед солидным зданием.

Слева и с права от входа, была надпись «Городская больница».

-Что, нам здесь делать? Спросил я его.

-Здесь работает Светлана Андреевна. Навестим ее, узнаем, как скоро она освободится.

Так мы оказались в этом лечебном учреждении. Это было здание послевоенной постройки. Тогда трудное было время, но денег на медицину не жалели. Всё делалось капитально и надолго.

Широкие лестницы, просторные коридоры с холлами. Кругом стерильная чистота. У кабинетов врачей больных не было тихий час, все отдыхают, только дежурные сёстры находились на своих местах.

В одном из коридоров на стене большой стенд с фотографиями заслуженных врачей, отличников здравоохранения и лучших служащих больницы.

-Эта одна из лучших больниц города, посмотри, сколько здесь работает специалистов высшей категории. За хорошие глаза здесь не будут красоваться портреты.

-Александр, ты в городе мне всё расхваливал и здесь продолжаешь в том же духе.

Это действительно так, здесь ещё живут старые традиции. Внимание и забота к больным вот главный девиз медперсонала этой больницы. Здесь всё лечение бесплатно, в том числе и лекарство. В Москве не везде найдешь такое лечебное заведение.

-Да согласен с тобой Александр, у нас только койка, среднее питание, а остальное за деньги, если они у тебя есть.

-Ты, пока посмотри на прекрасные лица на этих фотографиях, а я схожу в отдел кадров к Светлане Андреевной.

Я всматривался в симпатичные лица, читаю фамилии. Состав многонациональный, но со слов Александра это дружная семья. Пробегаю взглядом по надписям под фотографиями. Читаю, Карелина Катерина Ивановна, не может быть, неужели это она, та молодая женщина, которую видел в последний раз в 1970 году, вроде похожа. Всё совпадает имя отчество, черты лица те же.

-Что засмотрелся? Знакомую что ли увидел? Услышал я за спиной.

-А кто такая Карелина?

-Доктор, к тому же первоклассный, и что приятно, она жена моего племянника, главного врача больницы Любимова.

-А почему у них разные фамилии?

-Да это связано с научными работами, у них свои особенности, связанные с получением учёной степени, поэтому Катерина Ивановна не поменяла фамилию.

-Да вот её кабинет.

Он тронул дверь, она оказалась запертой.

-Они все, и Светлана, на совещании, у главного. Но оно скоро закончится.

-Александр идём, там внизу я видел цветочный киоск.

-Зачем нам цветы, скоро идём домой.

-Знаешь, всем женщинам приятно, когда дарят цветы, и мы не будем нарушать эту традицию.

Мы выбрали красные розы, попросили продавца оформить красивый букет. И вот мы уже перед её кабинетом.

-Леонид, ты что, знаешь Катерину Ивановну?

-Да вроде знакомая, если не та, извинимся и уйдём. Ты веди с ней разговор, вроде меня и нет рядом. Хорошо?

Александр тронул дверь, она приоткрылась. Постучал, слышим «входите» и мы вошли в кабинет, он впереди я за ним.

-Здравствуйте Катерина Ивановна, извините за беспокойство, мы на минуту.

-Что Александр Михайлович, какие проблемы, что-то вы с цветами, знакомого навестить пришли? Она с улыбкой посмотрела на нас, вернее на Александра, я был за его спиной

Была она без медицинского халата. Наверно собиралась домой. Я молча наблюдал за ней, всматривался в черты лица, искал сходство с прежней, худенькой девушкой 1960 года, и той миловидной женщиной, с которой танцевал в 1970 году.

Некоторая полнота не умоляла её привлекательности, а была как бы украшением для её возраста. Самое обычное лицо, немного смуглое, без морщинок, чуть вздёрнутый носик. С водопадом ниспадающих тёмноватых волос и небольшой седой прядью над высоким лбом. Вот только глаза необыкновенные, огромные, добрые со своим внутренним лучиком света. Годы внесли поправки во внешний вид, но глаза не изменились те же, что и в молодости. Я видел в ней сочетание особой красоты и духовности, так необходимы врачу.

--------Александр Михайлович так к кому вы пришли?

Я уже не сомневался, голос тот же, молодой, не изменился за многие годы. Это она, второй в природе быть не могло.

- Да мы с визитом к тебе, с благодарностью, выкручивался Александр, толкая меня локтём.

Гражданский костюм, широкая спина моего товарища несколько закрывала меня, да она не обращала внимания на меня.

-Никаких благодарностей, я, как и весь персонал больницы, ко всем больным отношусь одинаково.

Вот слышишь, а ты упрекал меня, что я хвалю эту больницу, посмотрел на меня мой товарищ.

Больше находиться в режиме молчания я уже не мог. Со словами Катя! Катюша, здравствуй! Я шагнул из-за спины Александра. Я не бывший больной и не благодарить вас пришёл. Она да же отступила на шаг, а я вручил ей цветы.

-Ты помнишь «лейтенанта», ныне «капитана» воздушного лайнера?

Только несколько секунд длилась та пауза, пауза, за время которой в сознании Кати, как бы промелькнули последние тридцать лет.

-Не может быть! Неужели это судьба? Сколько лет прошло после последней нашей встречи. Кто мне скажет теперь, что не бывает на свете чудес, которые сводят людей через многие годы.

Слёзы катились по её лицу. Это были слёзы радости, от неожиданной встречи и слёзы горечи, от потери родных ей людей, а может оттого, что судьба преподносит такие сюрпризы.

Мы обнимались, как старые добрые друзья.

-Так долго, мы с мамой ждали от тебя «капитан», каких либо известий. Я знала, что ты, где- то рядом.

Александр разводил руками, и ни мог ничего понять. Наконец придя в себя, заявил: -Катерина Ивановна, так ты знакома с этим лётчиком?

-Да Саша, знакома. А ты как давно знаешь его?

-Конечно давно с самого детства. Росли вместе, дома наши были рядом, только он был старше меня. Его двоюродный брат, Евгений Жаренов, женат на моей сестре Любе.

-Так выходит Любовь Михайловна Жаренова знает его.

-Не только знает, они с детства лучшие друзья, одногодки. Их все звали «капитан» и «капитанша» и мы их дразнили жених и невеста. Леонид и познакомил Женю с Любой, позже они поженились.

Выходит мой супруг Евгений Любимов, племянник Любви Михайловны, раз так мы с Леонидом, в каком то родстве, развела руками Катя. Выходит так, мы все родственники.

Взволнованная Катя подхватила нас под руки.

-Пойдём к Евгению в кабинет.

И мы, с восторженным шумом, вызывая удивление у секретаря, проходя через приёмную, влетели в кабинет главного врача.

Катя! Саша! Что случилось? Поднимался из-за стола навстречу нам Евгений Викторович.

-Женя, помнишь, в 1970 году я встретилась с лётчиком в ресторане «Уфа», познакомила его ещё с мамой. Она просила его узнать, что- либо об отце.

-Да, конечно, помню, всё знаю, как он тебя отговорил работать в райкоме, указал путь в медицину.

-Евгений Викторович, я вас то же помню. Вы, когда вам было лет десять, приезжали к бабушке в Кудеевку, и там с моим братом Михаилом и вот с этим Сашей вместе играли. Мы тогда ещё заставляли вас переносить дрова, которые мы с Геной кололи.

-Да, это было так давно, я в последствии от Геннадия Михайловича, узнал что ты его друг, лётчик, и работаешь в Москве. Но не мог и предположить, что это тот же лётчик, о котором Катя рассказывала, как она познакомилась с ним ещё в шестидесятом году.

Друзья! Вот видите, жизнь расставила все точки по местам. Оказывается, мы не только давно знакомы друг с другом, но ещё как бы и родственники.

-А теперь о главном. Я вас ищу с 1980 года, когда привёз землю с могилы Ивана Фёдоровича. Марию Васильевну и вас Катя и Женя я не застал на старой квартире на Ленина, у парка Якутова. Зоя Михайловна, бывшая ваша соседка, рассказала мне о смерти Марии Васильевной и где она похоронена. Я побывал на кладбище в Урмане и землю с могилы Ивана Фёдоровича, рассыпал на могиле вашей мамы. Я рассказал им о своих путях- дорогах, что всегда помнил, о просьбе Марии Васильевны и как удалось мне её выполнить. О том, что оставил свой адрес у Зои Михайловны для вас. Но никто мне ничего не написал.

- Леонид, произошло это потому, что мы не сразу поехали к Зое Михайловне. Хотели хорошо устроиться и показать ей новую квартиру. Когда приехали за ней, её уже там не было. Она заболела, её забрал к себе сын в Челябинск, где она вскоре умерла. Это мы узнали от её соседки, которой сообщил об этом сын.

-А мою записку, за фотографией на могиле, вы тоже не обнаружили?

-Так это была твоя записка?

-Год назад, я с Женей меняли мамину фотографию на надгробии, и обнаружили истлевшую записку. Разобрали несколько слов «могила», «земля», «капитан». Долго размышляли и пришли к выводу, что кто-то из папиных сослуживцев был здесь. Воинская часть, где служил отец, где мы жили и где нас все знали, по прежнему находится здесь, рядом.

Я, в гостеприимной квартире Любимовых. Катя и Света хлопочут на кухне, накрывают на стол. Женя, Саша, и я в кабинете хозяина. На стенах большие портреты родителей Кати и Жени. В свободных местах среди книг фотографии их детей и несколько красивых детских игрушек, которые напоминают, что они здесь жили. Дети уже взрослые и ушли из этого родного дома. У них свой путь, свои звёзды, к которым они стремятся.

В книжных шкафах много медицинской литературы: по хирургии, гинекологии и по другим направлениям. Есть художественная и техническая литература.

На одной из полок я увидел книгу в старом, коленкоровом переплёте, на котором красовалась надпись « Два капитана». С волнением беру эту книгу, судя по всему, ей более сорока лет. Открываю и вижу фотографию «лейтенанта».

-Узнаёшь?-спрашивает Евгений. В этом доме любят эту книгу и помнят этого человека.

И вот мы за гостеприимным столом. Евгений Викторович предлагает помянуть родителей, давших нам жизнь и воспитавших нас. Затем последовали тосты за встречу, дружбу, за то, что бы был мир, и никто не погибал на войне.

Меня всё расспрашивали, как я искал и нашёл место последнего упокоения Ивана Фёдоровича. Как привёз землю с его могилы и соединил её с землёй на могиле Марии Васильевной.

Это был незабываемый вечер встречи, когда прошлое и настоящее встретились. Когда печаль уступает место, и становится радостно на душе.

И снова, но уже с Катериной Ивановной и Евгением Викторовичем, я у могилы Марии Васильевн. Здесь выросли берёзы и плакучие ивы. На могильных холмиках цветущие астры и флоксы, испускают тончайший аромат, над ними гудят пчёлы и жужжат неповоротливые шмели, слышно как молодые птенцы пробуют свои голоса.

Светит тёплое солнце. Всё вокруг насыщено жизнью.

Никто не плакал и не рыдал. Проходят годы, горе и печаль об ушедших из жизни родителей притупилась, уступила место заботам о детях, внуках, житейских проблемам.

Человек живёт вечно. Потому, что мы продолжение их жизни, только в новой человеческой оболочке. Люди никогда не исчезнут, пока у двоих человек будут рождаться более двух человек, и если люди не уничтожат сами себя.

В нашей памяти они остаются навсегда: жизнерадостными, молодыми, трудолюбивыми, проявлявшими заботу о нас, до последних дней своей жизни. И мы благодарны им за всё: за то, что мы их продолжение, за первую песню и сказку, за шлепки, за наше озорство. Благодарны за слёзы, когда они нас провожали в дальние края или служить Родине.

На кладбище, как нигде в другом месте, понимаешь, что одна из обязанностей каждого из нас любить своих предков. Помнить о них, поминать их в церкви. Мы не немеем, права опозорить их, и мы обязаны продолжать достойно свою жизнь. Быть образцом для своих детей и внуков, каковыми наши родители были для нас.

Здесь, на кладбище, мы ощущаем себя, как бы в чистилище наших душ. Здесь мы сверяем свою Честь и Совесть. Осмысливаем, согласовывается ли наш Рассудок с Умом, так, что бы наши повседневные действия в жизни согласовывались с Совестью, а с помощью Воли, мы преодолевали искушения и проявляли любовь к ближним.

Если мы сможем сделать это, тогда судьба повернётся к нам, и наши помыслы и желания всегда сбудутся.

К содержанию